История одной песни, перевернувшей мир

Джо Эрнандес, для журнала “BochinChat”, зима 2000/2001

Хусто Анхель Аспиасу (Justo Angel Azpiazu) родился 11 февраля 1893 года в городе Сьенфуэгос, в провинции Санта Клара, Куба. Его родители также были родом из Сьенфуэгоса. Отец, Сантьяго Аспиасу, был музыкантом и инженером. Мама, Валдина Прадера, работала школьным секретарем и обожала музыку. Дети росли в атмосфере любви к музыке.

О первых годах жизни Дона Аспиасу почти ничего не известно. Даже его родной сын, Рауль Аспиасу, не может припомнить достаточно сведений о жизни собственного отца. Несомненно то, что Дон Аспиасу – важнейшая фигура в истории развития и популяризации латиноамериканской музыки в США и во всем мире. Песня Мойсеса Симона “Эль Манисеро” (“Продавец арахиса”) в исполнении Аспиасу не только спровоцировала начало “румба-мании” в Америке, но и послужила толчком для рождения афро-кубинского джаза.

Дон Аспиасу – выходец из относительно богатой и аристократической семьи. У них были неплохие связи и определенные привилегии среди тех, кто был облечен политической властью.

Его дедушка, полковник Хосе Аспиасу, прибыл на Кубу из Испании в 1840 году и служил под командованием генерала Максимо Гомеса. Прадед же однажды удостоился чести играть на фортепиано перед испанской королевой Изабеллой II. Так что музыкальный талант был присущ всей его семье.

В нежном возрасте Хусто вместе со старшим братом Эусебио Аспиасу (позднее он взял себе псевдоним Марио Антобал) отправили учиться в США. В возрасте около 8-9 лет юный Аспиасу уже освоил игру на аккордеоне. Затем он продолжил обучение композиции и игре на фортепиано. Почти все свое детство он провел в Штатах, возвращаясь домой на Кубу вместе с братом лишь на летние каникулы. Он свободно владел английским языком.

Будучи уже юношей, Аспиасу поступил в военную школу на Кубе, имея в виду перспективу военной карьеры. Это был короткий эпизод, так как вскоре его отчислили из-за отсутствия дисциплины и хронического неповиновения.

В 1920 году, в возрасте 27 лет он женился на красивой кубинке по имени Алеман, работавшей в школьном совете. Она была дочерью генерала Хосе Браулио Алеман Уркия, по словам Рауля Аспиасу, одного из участников войны за независимость Кубы. Старший брат Дона Аспиасу, ставший личным секретарем президента Кубы Менокала, подарил ему на свадьбу должность кубинского посла в Гватемале.

Посол в Гватемале на связи

К счастью для мира латиноамериканской музыки, дипломатическая карьера Аспиасу закончилась, так и не начавшись. По пути в Гватемалу там началась революция, приведшая к государственному перевороту. Место бывшего президента Мануэля Эстрада Кабрера занял Дон Карлос Эррера.  По воспоминаниям Рауля, его отец даже не смог сойти на берег в порту.

По возвращению в Гавану он устроился работать в телефонную компанию, но из-за его постоянных опозданий эта карьера тоже оказалась непродолжительной. Скорее всего, в этот период жизни он уже подрабатывал игрой на фортепиано, ведь он хронически не мог появиться на основной работе вовремя. Его темперамент и характер не позволяли ему вписаться в какую-то слаженную структуру. По всей видимости, первые несколько лет своей взрослой жизни он провел, перебиваясь халтурами.

Где-то в 1920-х годах он дебютировал на музыкальной сцене отеля Альмендарес, в Марианао, Куба.  Это был роскошный пятизвездочный отель для богачей вроде Морганов и Дюпонтов. В период между 1925 и 1926 Дон Аспиасу гастролировал по Кубе вместе со своим оркестром “Казино Гавана” (“Havana Casino”).

Не имея никаких перспектив для стабильной работы, в итоге он вернулся обратно в столицу. Его тесть попросил друга и бывшего начальника, генерала Карлоса Мигеля де Сеспедеса, секретаря по туризму, может ли он как-то помочь с трудоустройством неорганизованного зятя.

В ответ на просьбу господин Сеспедес немедленно обеспечил Дона Аспиасу постоянными зимними концертами в национальном казино Гаваны, а также в Жокей-клубе, где три раза в неделю проводились скачки.  Это были лучшие места столицы, где играли музыку. Аспиасу должен был играть в “Жокей-клубе” во второй половине дня, а также ранними вечерами. Затем, в продолжение вечера, он приходил в “Казино Насиональ”, где вскоре стал одной из главных достопримечательностей для туристов из США. Так прошло несколько сезонов, вплоть до 1932 года.

Но еще до этого, в 1926 году, Дон Аспиасу впервые услышал голос Антонио Мачин (Antonio Machin).

Легендарный голос продавца арахиса

Мачин переехал в Гавану в поисках лучших перспектив в жизни. Он родился 17 января 1903 года в Сагуа Ла Гранде, Куба. Его мать была чернокожей уроженкой Кубы, а отец – каталонец. Его детство прошло в условиях ужасающей нищеты – бок о бок с пятнадцатью братьями и сестрами.

Петь он начал в раннем возрасте. Он периодически появлялся на любительских шоу, транслировавшихся по радио – так его услышал Дон Аспиасу и быстро убедил присоединиться к оркестру. Мачин был первым в истории чернокожим, спевшим в роскошном гаванском “Казино Насиональ”. На протяжении несколько лет он работал в оркестре Аспиасу.

А в это время старший брат, Антобал, вернулся в США,  где встретил и полюбил актрису, певицу и композитора Марион Саншайн (Marion Sunshine), чье сценическое имя было Мэри Тамстол Льямес (Mary Tumstall Ijames). Она была выдающейся и очень талантливой женщиной. Принято считать, что именно она поддержала музыку ее шурина, Дона Аспиасу – финансово и административно, обеспечив его выступления на сценах Европы и США в 1930, 1931 и 1932 годах.

Поворотным моментом для Аспиасу и всей латиноамериканской музыки в Соединенных Штатах стал 1930 год – благодаря одной-единственной песне “Эль Манисеро”, одной из самых часто перепеваемых музыкантами, прошедшей проверку временем и  ставшей золотой классикой латиноамериканской музыки, с нее началась румба-лихорадка. Но для того, чтобы в полной мере оценить события, приведшие к такому положению дел, а также полнее представить таланты г-на Аспиасу, давайте немного отвлечемся. Изучение происхождения этой песни, насколько это вообще возможно, позволит нам понять, как она попала на подмостки Бродвея, что такого важного в ней, и что за люди стоят за всем этим. Вернемся на Кубу.

Куба

Год – 1928. Мойсес Симон Родригес (родился в 1889 году в Гаване в семье баскских еврейских эммигрантов), один из величайших кубинских композиторов, сидел в маленькой кофейне на углу Сан Хосе и Амистад, в Гаване.  Это было маленькое заведение, всего на шесть или восемь столиков. Вероятно, перед г-ном Симоном стояла чашечка горячего кофе. И вдруг он услышал голос уличного торговца, продававшего арахис, с его нагретыми жестяными банками, наполненными углями, чтобы орешки были теплыми и вкуснымы. Он кричал: “Маниииии… Манииии!..” (“Орехи! Орехи!” – исп.) Мойсес сразу схватился за бумагу и карандаш, может быть даже просто за салфетку, и начал записывать песню, на которую его вдохновил торговец. Так была написала песня “Эль Манисеро”, по версии Эдуардо Робрено, а также авторитетного др. Кристобаля Диаса Айяла (Dr. Cristobal Diaz Ayala).

Есть и другие версии, но мы никогда так и не узнаем, что же произошло тогда на самом деле. Важно то, что это был Мойсес Симон, сочинивший ту самую “Эль Манисеро”, ставшей наиболее влиятельной песней в истории латиноамериканской музыки в США и в мире.

Он отдал эту мелодию кубинской певице и актрисе Рите Монтанер (Rita Montaner), очень чувственной мулатке. В тот момент она направлялась в Нью-Йорк для очередной звукозаписи. Хотя существуют некоторые факты, которые доказывают, что она записала “Эль Манисеро” еще до прибытия в Нью-Йорк, в Гаване, вместе с другими 12 композициями. В это же время она записала свою знаменитую румбу “Пальмира”.

Действительно, многие из песен Мойсеса Симона в те годы стали частью репертуара Риты –  такие, как “Asi Es Mi Patria”, “Rumba Guajira”, “Serenata Guajira”, “Las Trompetillas”, “Vacunala”, и “Chivo Que Rompe Tambo”. Тогда же, в 1930 году,  Мойсес прибыл в Париж и был приятно удивлен, узнав, что именно Рита стала первой исполнительницей его “Продавца арахиса”.

История гласит, что Герберт Маркс, сын ведущего музыкального издателя E.Б. Маркса, проводил свой медовый месяц на Кубе в 1929 году. Так уж получилось, что он останавливался в отеле, которым заправлял родной брат Мойсеса Симона. Это был его первый визит на остров. Там Маркс услышал много кубинской музыки в исполнении оркестров “типика”, в том числе и “Эль Манисеро”. По возвращению в Нью-Йорк в 1930 году он издал ноты этой песни. Свояченицу Дона Апиасу, мисс Саншайн, наняли для написания англоязычного текста к песне, при участии Волфа Гилберта (Wolfe Gilbert).

Ищите женщину

Это происходило зимой 1929 года, когда она вместе со своим мужем Антобалем была в Гаване, наслаждаясь медовым месяцем. И именно тогда она всерьез заинтересовалась кубинской музыкой. Там же она впервые встретилась со своим шурином, Доном Аспиасу, и посоветовала ему попробовать свои силы на сценах США. Именно она предложила ему добавить в свой репертуар “Эль Манисеро”. В 1930 году ей удалось договориться о выступлениях Дона Аспиасу в Нью-Йоркском театре Пэлэйс, благодаря своим знакомствам с Джорджем Годфри и Чарльзом Фриманом. Мисс Саншайн дала жизнь событию, которое оказалось ключевым в истории музыки.

Хотя Рита Монтанер спела и записала “Эль Манисеро” первой, именно версия Дона Аспиасу, исполненная певцом Антонио Мачин была прославлена и увековечена в Соединенных Штатах Америки. На пластинке имеется надпись, что эта песня в жанре “румба фокстрот” – вероятно, не сколько из-за незнания, но как следствие старой доброй маркетинговой жилки янки – придумать привязчивый ярлык, который можно легко запомнить. К тому же, название “сон” могло запутать слушателей. С этим ярлыком началась долгая история, с Шавье Кугатом и другими оркестрами, исполнявшими “румбу” (rhumba – в североамериканском произношении или rumba – в европейском), на деле игравших сон, болеро, гуарачу, или то, что на самом деле представлял из себя “Продавец арахиса” – сон прегон.

Дебют Дона Аспиасу в США состоялся в субботу вечером, 26 апреля 1930 года, на сцене театра Пэлэйс, что на углу Бродвея и 47 Стрит. Первой вещью, которую они сыграли, была “Эль сон”, или, как это было предпочтительнее, румба. Затем была  классическая “Мама Инес”, самое раннее появление на Бродвее того, что потом стало сальсой. Ну а третьей по счету композицией стала впоследствии самая знаменитая в США кубинская песня: “Эль Манисеро” – “Продавец арахиса”. Эти две песни, а также другие, аранжированные оркестром Аспиасу в традиционной кубинской манере, распахнули двери для других кубинских оркестров, наводнивших США, и проложили путь для таких звезд “латино”, как Шавье Кугат и Дези Армас. Внезапный успех Аспиасу показал огромный коммерческий потенциал кубинской музыки.

Оркестр “Казино Гавана” Дона Аспиасу был первым, кто исполнил “румбу”, аутентичную танцевальную музыку Кубы на сцене США, для американцев. Но еще важнее было не что именно они играли, но как именно. Они использовали мараки, клавес, гуиро, бонгос и тимбалес – все то, что теперь стало настолько распространено, что даже почти забывается кубинское происхождение этих инструментов.  В свою очередь, это привело к росту продаж кубинской перкуссии в американских музыкальных магазинах.

Обычно появление конг в конхунто (в ансамблях – исп.) приписывают Арсенио Родригесу. Однако Рауль, сын Дона Аспиасу, утверждал, что “мой отец за несколько лет до Арсенио использовал конги в своем оркестре”. Даже если Рауль прав, хотя этому нет никаких доказательств, конги в оркестре Аспиасу, вероятно, были больше для декорации. Такие нюансы куда важнее, чем обычно думают “эксперты” всех сортов.

Для справки, важно отметить что, возможно, первым композитором, кто впервые использовал конги в своих аранжировках, был пианист Элисео Гренет (Elíseo Grenet) (годы жизни 1893-1950), в его работах для развлекательной театральной сцены. Он сделал это за десятилетие до Мигелито Вальдеса, Дези Арнаса, Чано Посо и других.

Рождение хита

Звукозаписывающая компания Victor выпустила “Эль Манисеро” 13 мая 1930 года в Нью-Йорке (мастер №62152, запись №22483). Однако, они сомневались, выпускать ли запись в продажу. Боссов смущал тот факт, что запись была на испанском языке. Впрочем, они увидели, как публика отреагировала на песню и, в конечном итоге, выпустили ее в ноябре этого же года. А в начале нового, 1931 года “Продавец арахиса” стал национальным хитом. Популярности песне добавило наличие текста на английском языке.

Реакция общественности была беспрецедентной, несмотря на мрачные прогнозы таких знаменитых критиков, как Гая Ломбардо (Guy Lombardo) и журналиста газетного синдиката Вальтера Уинчела (Walter Winchell). Эту песню покупали люди буквально из всех слоев общества. Она была экзотичной и прилипчивой. Радиотрансляций, газет и даже Голливуда было недостаточно. Даже у фонтана на Мелоди Лейн, у театра Беласко в Лос Анжелесе, продавали мороженое с пеканом, под названием “Продавец арахиса”.

Майору Эдварду Бовзу, ведущему шоу “Радио Лайбрари” театра Капитолия, после пяти или шести проигрываний “Продавца” подряд пришлось объявить его еще раз, потому что его попросил об этом легендарный Руди Валли (один из самых популярных артистов эстрады США конца 1920-х — 1930-х годов, идол у женщин – прим. перев.)

Журнал “Мьюзик Уорльд Альманак”, посвященный новостям международной музыки, опубликовал в феврале 1931 года статью, посвященную успеху “Эль Манисеро”, под заголовком “Продавец арахиса – лавина AT&T…” (AT&T – американская телефонная и телеграфная компания – прим. перев.) Статья начиналась так:

 Колоссальный успех песни “Продавца арахиса” ныне называют хитом AT&T, с тех пор как все телефоны и телеграфы, а также обычная почта разрываются от единого порыва заполучить ее. Это относится к дирижерам, певцам, органистам и прочим артистам, а также к биржевикам и дилерам, чья скупость не позволила им держать в магазинах достаточно копий в запасе, независимо от того, сколько обычно они заказывают. На самом деле, ничто не может сравниться с этим кубинским торнадо со времен “Дарданеллы”. Даже с “Bananas”, несмотря на их бесплатные рекламные рассылки по всей стране.

Колонки, то юмористические, то серьезные, были посвящены странным ритмам “Продавца арахиса”, привязчивой мелодии, новизне вокальной аранжировки и сотням интерпретаций, исполнявшихся везде, где звучала музыка.

Эти публикации возглавил беспрецедентный комментарий от наиболее читаемого в США человека – Уилла Роджерса. 10 января в “Нью-Йорк Таймз” и в газетном синдикате “550 Макнот” было опубликовано следующее:

 Насчет этой песни, про продавца арахиса. Она популярна, но вы не знаете, насколько – до тех пор, пока сами не услышите ее. Никто не может ее насвистеть, вот что делает ее значительной частью музыки нашего времени.

Это были слова одного из ведущих колумнистов страны… и они дали “Продавцу арахиса” мощный импульс, который помог ему продержаться среди бестселлеров вплоть до июня 1931 года. Повсюду начали создаваться “румба”-оркестры, и у многих в названии присутствовало слово “Гавана”.

Огромной популярности этой песни способствовало также и то, что многие оркестры, исполнявшие далекую от латиноамериканской музыку, с легкостью делали свои версии хита. К тому же, это был “прегон”, что позволяло визуализировать песню на сцене – отличный вариант для водевиля. Видите ли, североамериканцы ничего не знали о латиноамериканской музыке. В то время музыка должна была быть больше для глаз, а не для ушей. Антонио Мачин наряжался продавцом арахиса, толкал тележку с орешками, добавляя очень важные визуальные элементы.

Кроме того, успех подпитывался благодаря наличию английского текста. В то время, как Антонио пел на испанском, на английском языке этот хит пели знаменитости тех времен: Чик Баллок (Chick Bullock) – по мнению многих, это был самый записываемый певец 30-х годов в США, и Боб Бёрк (Bob Burke). Множество других латиноамериканских песен были популярны по тем же самым причинам. «Quiéreme Mucho» превратился в «Твой», “Aquellos Ojos Verdes” стал просто “Зелеными глазами”, “Para Vigo Me Voy” был известен как популярный хит “Скажи да, да”, а песня Элисио Гренетеса “Ahi Viene La Conga” была переделана мисс Марион Саншайн в “Гавана зовет меня”.

Европейское признание

Сама же мисс Саншайн путешествовала с оркестром от западного до восточного побережья с английской версией “Продавца арахиса”. В январе 1931 года она исполнила эту песню в Лондоне, в театре “Палладиум”, и королева Мэри включила ее в музыку для бала в Букингемском дворце, первого после длительного перерыва с 1924 года. Также мисс Саншайн спела ее в королевском представлении, по королевскому указу.

Благодаря успеху в Британии “румба” распространилась по Европе. В свою очередь, это вызвало возобновление интереса к “румбе” среди американцев, где ажиотаж начал остывать уже в первой половине 1932 года. Ну а сам Дон Аспиасу гастролировал по Европе, играя то в казино в Монте-Карло, то в Голландии, а также в Бельгии, Испании, Италии и Австрии.  Его сын Рауль утверждает, что в том же туре он выступил в Париже.

Издатель бумажной версии песни Эдвард Маркс (E. B. Marks) имел огромную фору перед своими конкурентами. В сентябре 1932 года у него в каталоге было уже около 600 латиноамериканских песен, причем подавляющее большинство – кубинских. “Продавец арахиса” утвердил кубинскую музыку в качестве доминирующей в 30-х годах, он отметил десятилетие устойчивым и усиливающимся интересом к латиноамериканской культуре в США, а также стал фактором развития глобального интереса к кубинской музыке.

Запись этой песни была во многом инновационной. В те дни кубинские оркестры повторяли мелодию в унисон между куплетами, по крайней мере, в процессе записи. По словам сына Аспиасу, “один из двух трубачей оркестра бездельничал в студии и пробовал разные вариации. Мой отец сказал ему – ‘почему бы тебе не записать это?'”

Эти импровизации внесли значительный вклад в успех записи. Возможно, это были вообще первые кубинские импровизации, когда-либо записанные.

Продавец арахиса в кино

В это же время кинематограф тоже открывал для себя латиноамериканскую музыку – наступила эра звукового кино. Витафон, парамаунт и прочие компании снимали живые концерты. К примеру, “Продавец арахиса” Дона Аспиасу и “Сибони” были сняты на пленку в 1931 году.

Дон Аспиасу сделал также свою версию “Por Tus Ojos Negros” совместно с великим певцом танго Карлосом Гарделем.

“Эль манисеро” появился в фильме 1931 года “Кубинская песня любви”, с участием актеров Jimmy Durante, Lauren Tibbett, Lupe Velez, и c оркестром братьев Палау. По некоторым оценкам, всего было записано около 120 версий “Эль манисеро”, включая Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Шавье Кугата, и даже джазовые интерпретации Рэда Николса в конце января 1931 года… за 15 лет до Диззи и Стэна Кентона!

С самой своей первой записи эта мелодия была победителем. К 1940 году было продано более 1 миллиона копий “Продавца арахиса”. В танцевальных школах Артура Мюррэя посещение уроков по “румбе” было очень велико и составляло больше половины от всех учащихся. Общая выручка составила от 12 до 15 миллионов долларов за один год. Феномен “Эль манисеро” был одним из первых и редких случаев, когда популярная музыка быстро улучшила финансовое положение автора. По мнению д-ра Кристобаль Диас Айала в его основательной книге «Música Cubana del Areyto a la Nueva Trova», Мойсес Саймон заработал более $100,000 в виде авторских отчислений за первые 15 лет существования этой песни. Для кубинского композитора это было что-то немыслимое.

Люди уходят. Музыка – остается

В конце 1942 года Мойсес Симон вернулся на Кубу. Его здоровье и финансы пошатнулись. Но Куба не могла ничего предложить ему в плане работы. В 1946 году он решает вернуться в Париж. Спустя короткое время, 28 июня 1946 года, он умирает в Испании.

Карьера певца Антонио Мачин была очень успешна. Он был одним из первых афрокубинцев из эпохи 30-х, выступавших в составе “белого” джазового оркестра. Покинув оркестр Аспиасу в начале 1930, он собрал собственный квартет, с участием Daniel Sanchez, Alejandro Rodriguez Lopez и Norberto Fabelo. В 1937 году он начал активные гастроли в Лондоне, Париже, Германии, Италии, Румынии и по всем северным странам, в итоге осев в Испании, где прославился как лучший певец романтической музыки 1940-1965. Что примечательно, в первые пять лет 30-х годов Мачин записал более 150 песен. Наверное, никто не записал песен больше, обогнав даже прославленного Бинга Кросби – а ведь это был разгар Великой Депрессии. Он умер в Испании 4 августа 1977 года.

Мы многим обязаны этим людям, но особенно – Дону Аспиасу. Он (наряду с великим кубинским композитором Элисео Гренет) сочетал стилистические элементы из афро-кубинской традиции с рэгтаймом, водевилем и ранним джазом, создавая “приемлемые” версии “типичной кубинской музыки” в США. Дон Аспиасу был не только тем, кто все это начал в 30-х. Его успех помог поднять уровень осознания американцами в США, что это вообще такое – “латиноамериканское звучание” и культура латиносов. Больше того, он повлиял на то, как другие этнические группы воспринимали Кубу, и даже на то, как сами кубинцы воспринимали себя. Кубинцы из средних слоев когда-то стыдились своей культуры, но после того как музыкальный мир принял ее, они были вынуждены пересмотреть свои предубеждения против “дьявольской” музыки и принять ее как законное выражение собственной национальности.

Первые кубинцы на сценах США

Важно отметить, что Висент Сиглер (Vicente Sigler) был музыкантом кубинского происхождения, прибывший в Нью-Йорк в 1920-х годах, и он собрал оркестр с пуэрториканцами и доминиканцами. В дальнейшем, в 30-х годах, многие из них стали руководителями собственных оркестров. Среди них были кубинцы, скрипач Альберто Иснага (Alberto Iznaga) и флейтист Альберто Соккарас (Alberto Socarras), а также трубач из Пурто-Рико Аугусто Коен (Augusto Coen). Сиглер играл на сценах Манхэттена, в местах вроде отеля МакАльпин, Астор и Вальдорф Астория. В 1926 году он снимался в фильме Фокс, в Нью-Йорке. А в 1930 году его оркестр аккомпанировал знаменитому “Трио Матаморос”, когда те записывали в Нью-Йорке “Rompiendo La Rutina” и “Mi Ultimo Canto”. Сиглер также записал на лейбле Victor собственную композицию “Rumba De Medianoche”.

Другими словами. Сиглер был в Нью-Йорке за много лет до появления там Аспиасу и, следовательно, его оркестр был, вроде бы, первым кубинским оркестром в США. К сожалению, Сиглеру приходилось оставаться в течение многих лет в тени, ведь он долго не мог очистить свой статус иммигранта-нелегала.

Наследие “Дона”

Концерты Дона Аспиасу, на которых он исполнял музыку, стилизованную под “румбу” (также, как и Мойсес Симон, Рита Монтанер, Кармита Ортис и Хулио Ричардс) для американской аудитории и за пределами США, вдохновили музыкантов других стран на сочинение собственных версий этой музыки.

В свою очередь, это оказало серьезное влияние на развитие индустрии туризма и развлечений в Гаване. Благодаря этому афрокубинцы получили возможность попасть в турбизнес и распространять свою культуру и музыку. Это может в некоторой степени объяснить, почему отели, особенно те из них, чьи владельцы были американцами, например, Казино Насиональ, разрешали чернокожим музыкантам вроде Антонио Мачин играть на одной сцене с Доном Аспиасу. В итоге все решил другой цвет – зеленый (цвет доллара – прим. перев.)

Аспиасу был одним из первых “белых” руководителей, который принимал на работу в свой оркестр людей с другим цветом кожи.

 Мой отец сломал барьеры расизма в США еще в 1931 году”, – рассказал сын Дона Аписасу, Рауль.

Однажды оркестр играл в каком-то клубе в Сент-Луисе. Так как среди музыкантов были чернокожие, моему отцу велели пользоваться лифтом для обслуживающего персонала. Отец отказался. Он заявил тем людям: “Либо мы пройдем через главный лифт, либо сегодня вечером мы играть не будем”. Конечно же, они в итоге вошли через парадный вход, и концерт состоялся.

Финал

Как ни странно, Дон Аспиасу никогда не извлекал личную выгоду из своей работы. Отчасти это было связано с тем, что это было его собственным делом. Люди, знавшие его, утверждали, что он был темпераментным, упрямым и всегда отстаивал свою правоту. В шоу-бизнесе такая несговорчивость могла быть губительной. В 1932 году, после успешного турне по Европе, он вернулся на родину, где его уже успели забыть. На излете 30-х годов он вернулся  Нью-Йорк, чтобы сыграть концерт в Рэйнбоу Рум с оркестром “Каса Лома” Глена Грея, напротив вокальной сенсации 20-х и 30-х годов – Руди Валли.

Многие уверены, что Дон Аспиасу потерял свою работу в Рэйнбоу Рум из-за своего упрямства – он хотел во что бы то ни стало играть американскую, а не кубинскую музыку.

В 1939 году Дон Аспиасу вернулся в Гавану, открыв музыкальный сезон в отеле “Севилья Билтмор”. Именно в то время и в том месте, с оркестром Аспиасу, начал свою карьеру кубинец Марко Рисо, ставший впоследствии легендарным пианистом..

В самом начале 40-х годов Дон Аспиасу предпринял еще одну попытку реабилитировать свою карьеру и приехал в Нью-Йорк, чтобы записать версию песни “Amapola”. Но к тому времени латиноамериканская сцена в США была уже для него чужой.

Он вернулся на родину и умер от сердечного приступа 20 января 1943 года. Ему было всего лишь 49 лет.

Дона Аспиасу увековечили в Зале Славы латиноамериканской музыки в октябре 2000 года. Официальная церемония прошла в Культурном центре Остос 4 апреля 2001. Его сын, Рауль Аспиасу, который выступал на четырех балах в честь инаугурации президентов, исполнил в честь своего отца особую версию “Эль Манисеро”.

Автор статьи выражает благодарность Раулю Аспиасу и др. Кристобалю Диас Аяла за их вклад в эту статью, за сотрудничество и помощь.

Перевод: Капранов Марат, специально для сайта “Сальса по-русски”, выполнен по случайно найденному в сети скану упомянутого журнала. От себя добавлены лишь заголовки, а также некоторые фотографии и медиа-материалы.

3 августа 2016 г., Санкт-Петербург