Тито не прекращал играть на саксофоне. Он никогда не сдавался, но быстро понял, что, по большому счету, есть только один саксофонист – Чарли Паркер по прозвищу “Пташка” . “И близко не было равных ему”, – часто повторял старикан, когда рассказывал о том, как искал аранжировщика для оркестра. Паркер был одной из главнейших фигур в истории джаза, великим и трагическим героем.
Полеты на саксе
“Пташка” получил свое прозвище (его называли еще “Yardbird”) из-за своей любви к курятине. Он приехал из Канзас-сити, сам научился играть на альт-саксофоне и не понимал, что многие джазовые песни тех дней игрались лишь в нескольких тональностях, но он учил все. Паркер бросил общую школу в 15 лет, чтобы посвятить себя музыке. Его первые дни в качестве музыканта были не сахар. Однажды произошел казус – когда он пытался играть на сцене “Body and Soul” в резаном ключе, публика его засмеяла. В другой раз он играл джем-сейшен с оркестром Каунта Бейси. Они играли “Got Rhythm”, Пташка потерял тональность и не мог её найти. Барабанщик Джо Джонс дополнил его унижение, швырнув свою тарелку под ноги Птице. Но Чарли продолжил практиковаться, и однажды он смог сыграть соло Лестера Янга в резаном ключе.
Затем он присоединился к оркестру Джей МакШенна и к Билли Экстайну, и в этот период он, наконец, понял, как играть музыку, звучащую у него в голове. На джем-сейшенах, устраиваемых после концертов, он играл с Диззи Гиллеспи, Чарли Кристианом, Кенни Кларком и Телониусом Монком – в легендарном месте, прямо там, где родился бибоп, в “Uptown House” Минтона, в Гарлеме. Стиль Паркера начал настоящую революцию, и он стал мессией современного джаза.
Паркер и Гиллеспи собрали в то время небольшую легендарную группу, они играли то, что стало величайшим в истории джаза. Два музыканта стремительно погрузились в афро-кубинскую музыку, играя соло в оркестре Мачито. Словно какие-то высшие силы собрали всех этих людей в одном месте и в одно время. Но Паркер обладал тягой к саморазрушению и жаждал острых ощущений. Он жил аморальной жизнью, ему годилась любая наркота. Из-за героиновой зависимости он слил множество концертов, и однажды Диззи не выдержал и ушел.
В конечном итоге у Птицы случилось нервное расстройство, и он угодил в психиатрическую лечебницу. Когда его подлечили, он вернулся и пригласил в свой квинтет на место Гиллеспи Майлза Дэвиса, и продолжил делать отличную музыку. Одной из наиболее занимательных авантюр Птицы был его первый альбом “со скрипками”, в котором он использовал струнную секцию симфонического оркестра. Это было впервые – после этого многие популярные музыканты стали прибегать к этой фишке.
Страсть к саморазрушению в итоге одолела Чарли, и он скончался в 1955 году, в возрасте 34 лет. Он так сильно злоупотреблял, что врач, делавший вскрытие, оценил его возраст в 60 лет. Кроме того, ему часто подражали, хотя и не достигали его уровня мастерства. Он оставил ужасное наследие другим джазовым музыкантам, которые тоже садились на наркоту, думая, что если будут колоться так, как это делал Пташка, то смогут играть так же круто.
Его игра была стремительной, дерзкой, очень блюзовой, и все это было замешано в одно целое. Он мог подхлестнуть слушателя в один момент, и сразу вслед – почувствовать его, Птицы, боль. Его музыка уходила корнями в блюз Канзас-сити, и каждая песня, которую он играл, была обращена туда.
Проповедник Бопа
Телониус Монк был любимчиком Тито. Вне всякого сомнения, Монк был одним из самых уникальных пианистов и композиторов в истории джаза. Пожалуй, его можно было назвать “эксцентричным” – это слово лучше всего характеризует его. Тито обыкновенно отзывался о нем как о “проницательном и глубоком” музыканте. Монк постоянно играл в джазовом клубе “Uptown House”, вместе с Чарли Паркером, Диззи Гиллеспи, Кенни Кларком и Чарли Кристианом участвовал в рождении бибопа. Монка называют “Первосвященником бопа”. Но популярность пришла к нему не так молниеносно, как к прочим джазменам. Его стиль заметно отличался от других. В своей музыке он прибегал к нестандартным аккордам. Кроме того, он отличался выверенным использованием пауз. Его игра была скупой, а чувство ритма – поистине уникальным.. Все это можно отчетливо расслышать в его композициях.
Трудно словами описать музыку Монка тому, кто никогда ее не слышал. Ее можно сравнить с тем, как во тьме пытаешься нащупать последнюю ступеньку лестницы, и не можешь. Отсутствие изменения аккорда, по словам Тито, похоже на то, как ты “словно падаешь в шахту лифта”. Хотя, конечно, его музыка была очень особенной и классной. Она отличается от всего, что вы можете услышать. “Это ощущение можно сравнить с тем, как если бы вы едва не упали, слишком откинувшись на спинку стула”. Несмотря на то, что он прослыл среди своих коллег гением, понадобились года, чтобы публика признала его.
Его наследие не столь обширно, всего лишь что-то около 60-70 композиций, но многие из них стали джазовыми стандартами, в том числе “Ruby my dear”, “Well you needn’t”, “Round Midnight” (одна из самых любимых песен Тито!), “Mysterioso”, “Monk’s Dream”, “Blue Monk”, “Trinkle, Tinkle”, “Pannonica” и “Straight, No Chaser”. Даже когда он делал версии популярных песен, вроде “April in Paris” или “Body and Soul”, он всегда переделывал аккорды, отмечая их своим уникальным почерком. Монка прозвали “первым великим джазовым композитором, после Дюка Эллингтона”. Когда его спросили, почему он не пишет еще больше музыки, он ответил, что будет продолжать играть свои песни, пока люди могут их услышать. Помимо собственно исполнения музыки, Монк повлиял на бибоп тем, как он внешне выглядел. Его богемный вид, страсть к солнечным очкам и эксцентричным шляпам во многом определили облик хипстеров послевоенного времени.
После клуба Минтона, в 1943 году Монк перешел работать к Коулману Хокинсу. Его посадили в тюрьму по ложному обвинению в распространении наркотиков, а затем запретили выступать в клубах Нью-Йорка до середины 1950-х годов. В 1957 он вместе с Джоном Колтрейном играл легендарную музыку на протяжении шести месяцев в нью-йоркском кафе “Five Spot”. Тито приглашал Монка участвовать в его небольших джазовых ансамблях в 80-х и позднее.
Восток – дело тонкое
26 ноября 1946 года Хосе Курбело, со своим новым свинговым “мамбо”, отправился в студию RCA Victor и записал 4 трека. В следующем году он записал еще несколько вещей. Среди них были и аранжировки Тито, включая “La Runidera” – традиционный кубинский сон Алехандро Родригеса. Это была одна из любимых песен Тито, в которой он использовал монтуно в стиле Арсенио Родригеса. Все чаще можно было услышать словечко “мамбо”, но по словам Тито, Чарли и Марио, никто не был уверен, что же на самом деле означал этот самый “новый ритм”.
Помещение, где располагался клуб Конга, было отремонтировано и вновь открыто на 51 стрит и Бродвее под вывеской “China Doll” (“Китайская кукла”). У хозяев клуба была идея, чтобы на сцене появлялись лишь люди с азиатской внешностью. Пронырливый импресарио рыскал по всему городу, чтобы найти китайских музыкантов и танцоров для клуба. Нельзя было вступать в неформальные отношения с боссами, а музыкантам не разрешалось встречаться с танцовщицами. Руководство клуба настаивало, чтобы музыканты Курбело держались подальше от женского хора. Тито Родригес, как и Тито Пуэнте, был тем еще бабником. Однажды он ужасно согрешил и начал встречаться с танцовщицей из клуба. Роман с японкой Такеку “Тоби” Киниматцу в конце концов завершился для Родригеса бракосочетанием с ней – и уходом от Курбело. Некоторые говорят, что Роригес покинул раздосадованного Курбело из-за нарушения правил, но на самом деле у него были другие причины. В интервью, взятом незадолго до его безвременной кончины, Тито Родригес резюмировал: “между тем директором и мною была пропасть”.
После своего ухода из коллектива Родригес никогда не упоминал имени Курбело. В 1947 году он собрал собственный квинтет, расширив его до конхунто к 1948 году с помощью аранжировок Тито Пуэнте. Это был хороший шанс для него. В Нью-Йорке еще не было такой секции трубачей. Арсенио Родригес изо всех сил пытался зарабатывать на жизнь, и у него были ведущие музыканты, но он не производил впечатления человека, потрясающего сцену ночных клубов. Конхунто Арсенио было просто еще одним ансамблем в районе. А Нью-Йорк тем временем продолжал свои расовые дрязги. Тогда одним из самых популярных ансамблей кубинского происхождения был “Конхунто Казино” (“Conjunto Casino”). В нем играл юный перкуссионист Патато Вальдес (Patato Valdéz) и несколько вокалистов, в их числе Роберто Фас (Roberto Faz).
Тито Пуэнте становится папой
Когда Тито Родригес начал руководить собственным оркестром, Тито Пуэнте был невероятно взволнован. Конечно же, он тоже мечтал об этом, но был испуган. Возможность краха начинания была его самой большой фобией. И как раз в это время он стал папой – 24 октября 1947 года Милта Пуэнте родила на свет Ронни.
В дополнение к Тито Родригесу Курбело нанял певца Бобби Эското (Bobby Escoto). Он был потрясающим вокалистом и невероятным танцором. Тогда же Эското вместе с Курбело сочинил песню с мелодией в стиле мамбо – “Abaniquito”. Эта вещь стала легендарной. У Тито Пуэнте уже начали чесаться руки, и он был уже готов сматывать удочки из оркестра, но время было не подходящим.
В период между 1946 и 1947 годами в оркестре Курбело играли:
- Нило Курбело (Nilo Curbelo), Ральф Насер (Ralph Nasser) и Ирвин Эпплбаум (Irwin Applebaum) – трубы;
- Бен Пикеринг (Ben Pickering) – тромбон;
- Мел Льюис (Mel Lewis), Карл Орич (Carl Orich), Тони Кастеллано (Tony Castellano) и Лео Бьондо (Leo Biondo) – саксофоны;
- Курбело -фортепиано;
- Хосе Курбело старший (José Curbelo Sr.) – контрабас;
- Тито Пуэнте – тимбалес;
- Чино Посо (Chino Pozo) – бонгос;
- Карлос Видаль (Carlos Vidal) – конга;
- Тито Родригес – вокал.
Этот оркестр считался сильным конкурентом “Мачито и его афро-кубинцев”, а также оркестра Норо Моралеса. К 1951 году Курбело и его музыканты, за небольшими изменениями в составе, стали высокооплачиваемым оркестром на очень сложном рынке с жестокой конкуренцией.
Ну а Тито Пуэнте продолжал штудировать теорию музыки, гармонию, композицию и прочие чертовски трудные штуки. Свои занятия он сочетал со звездными тусовками, но свою новую семью держал подальше от них. Думаю, что он сожалел, что не смог стать хорошим отцом для своего сына, но такова была его натура. Он проводил кучу времени в Джульярде, изучая дирижирование, оркестровку и теорию с 1945 по 1947 год. Он расширил свои навыки в композиции и аранжировке, изучая систему Шиллингера под присмотром Ричарда Бендера. Эта система применяла к музыке законы математики, ее автор – математик Джозеф Шиллингер. Тито намеревался сочинять и аранжировать либретто и партитуры. «Я просто не мог вытащить из моей системы джаз», – говорил он. Стиль Кентона и Бенни Гудмана, сильно повлиял на его решение продолжать изучать афро-кубинскую музыку.
Осваивая вибрафон, Тито очень пригодились его навыки игры на фортепиано, которое он никогда не забрасывал. Джазовые музыканты в небольших ансамблях нередко использовали этот инструмент. Лайонел Хэмптон уже давно возглавлял моду на вибрафон и частенько появлялся у Бенни Гудмана еще в 30-х, когда смешение чернокожих и белых музыкантов, мягко говоря, не приветствовалось.
Нет, время было совсем неподходящим для того, чтобы в одиночку ввязаться в такую авантюру, как собственный оркестр.
