Из недр пожелтевшей от времени картонной коробки Эваристо Эль Пикаро неспешно извлёк старые газетные вырезки и, словно движимый какой-то неведомой внутренней силой, начал свой рассказ.
– Вот, слушай: дело было в квартале Пуэбло Нуэво… Подначили меня тогда, и я вышел танцевать колумбию. Стоило музыке только зазвучать, и с первыми звуками я был уже там, в танце. Ах, молодость, молодость! – повторил он с тоской.
– Веселились мы тогда знатно: для большого праздника нужно было всего-то ничего: немножко рома, несколько ящиков из-под трески да желание вывернуть пару-тройку замысловатых па. Моими друзьями в то время были Сильвестр и Эулогио Мендес, Мангуин, Роберто Маса…
Сказав это, Эваристо словно осёкся и замер на мгновение. Глядя в одну точку, не проронив ни слова, погружённый в воспоминания, он смог только добавить:
– Барриос были другими…
Перед нами Эваристо Апарисио «Эль Пикаро», румберо до мозга костей, автор знаковой румбы «Ксиомара», исполненной ансамблем «Гуагуанко Матансеро» и ставшей настоящей классикой жанра. Создатель ритма «папакункун», получившего широкое признание в музыкальных кругах Острова свободы.
– Румба наполняла смыслом жизнь бедняков, изгоев общества, тех, у кого не было ничего. На ровном месте мы могли устроить праздник и позабыть о невзгодах и печалях. Богачи нас лишали даже самой возможности помечтать. Румба была своего рода способом заявить во всеуслышание: «Мы здесь, мы существуем». В каждом квартале, в каждом переулке она расцветала пышным цветом. Простые люди из народа создавали музыку, порой даже не зная нотной грамоты.
Присутствие румбы в колониальные времена столь же неоспоримо и ясно, как божий день. Примером тому может служить известное гуагуанко «Tú ve, yo no lloro, tú ve…», звучавшее ещё в эпоху мятежных мамбисес. Наши африканские предки привезли с собой эту музыку, которая затем эволюционировала, заложив прочный фундамент для будущих поколений. Выходцы из Африки всегда подвергались гонениям, так же как и их музыкальные инструменты. Да-да, даже они, инструменты, были неугодны властям. Причина тому – особый, присущий барабанам язык: во времена войн с их помощью передавались послания, а внутри хранили оружие. Мне доподлинно известно, что даже самые священные из барабанов были под запретом. Одно время даже святилища подвергались нападениям, но, в конце концов, всё вернулось на круги своя.
От румбы до милонги
Эваристо Эль Пикаро продолжает вспоминать:
– Моё детство прошло в гаванском квартале Хесус-Мария, и, безусловно, постоянное общение самыми искусными и талантливыми румберос оставило неизгладимый след в моей жизни. И всё это нашло своё воплощение в музыке. Лет в десять я написал первое гуагуанко:
Cuando yo llego a la rumba
los rumberos me coronan y me elogian
como si yo fuera un rey.
Когда я прихожу на румбу,
румберос мне поют хвалу и коронуют,
как будто и взаправду я король
Дальше десима продолжалась:
Cuando me pongo a cantar,
Canto con el corazón,
tengo bonitas trovadas
y una dulce inspiración
Когда я начинаю петь,
Пою всем сердцем,
стихи мои сладки
и вдохновение прекрасно.
Мы жили очень бедно, да и семья к тому же была многочисленна. Что ни день – то другой солар, всё время в постоянном страхе, что нас могут выселить в любой момент.
Помню, когда я был маленький, бродячий цирк расставлял шатры в наших кварталах. Это было настоящим праздником. Целыми днями я околачивался там, стараясь познакомиться с артистами, от клоунов до безголовой женщины. Я восхищался мастерством укротителя львов, сердце уходило в пятки при виде воздушных гимнастов, играющих со смертью как ни в чём не бывало.
Цирк манил меня с неведомой силой, и каждый раз я искал копеечку-другую, чтобы пойти на представление. А когда денег не было вовсе, я ловко проскальзывал внутрь, как это делал Канийитас (персонаж Чарли Чаплина – примеч. пер.), смеясь над бдительностью охранника. Непременно нужно было быть там, внутри, видеть своими глазами представление, которое было для меня одним из чудес света. И вот, в один прекрасный день, даже не знаю, как это произошло, я обнаружил себя на сцене одного из таких цирков уже в качестве артиста. Я пел милонги, плаксивые танго. Гвоздём моего репертуара был «Хуан Симон».
Впоследствии я танцевал почти всё, что только можно было танцевать, у меня было несколько партнёрш. Выступал в театрах, в кино, в небольших клубах в Марианао. Вспоминая те времена, нужно упомянуть о Чори, главном персонаже полуночных баров. Чори был палеро и заявлял о себе повсюду, выводя своё имя, где придётся: хоть на автобусе, хоть на первой попавшейся стене.
Чори
Никто не мог сравниться с Чори в его искусстве игры на бутылках. Только ему было под силу заполнить весь пляж звуками своих жёлтых и зелёных склянок и сковородок. Невозможно забыть улыбку, сиявшую на его лице, и гортанный крик, вводивших в ступор всех в округе. Звали его Сильвано, «Чори» было артистическим псевдонимом. Всякий иностранец считал своим долгом непременно увидеть Чори, даже известный актёр Марлон Брандо хотел увезти его в США, чтобы тот выступил на американской земле со своим «шоу».
Годы в Марианао послужили мне хорошим артистическим опытом, также как и работа в танцевальных академиях, хотя там нельзя было развернуться в плане творческого роста. На протяжении нескольких лет я продолжал работать на пляже, зарабатывал копейки, другого способа сводить концы с концами не было».
Эваристо Эль Пикаро – Папа кун кун
– А папакункун? – продолжаю расспрашивать собеседника, чтобы отвлечь Эваристо Эль Пикаро от плохих воспоминаний, которые всё ещё спустя годы не отпускают.
– В моей голове засел один мотив, который, как мне казалось, звучал интересно. И вот однажды, в компании приятелей, я начал его напевать. Всем понравилось, и вот что они мне сказали: «Тебе нужно сочинить песню и запатентовать этот ритм». Звучит он так: конга-тумбадора задаёт вопрос барабанам, которые ей отвечают чем-то вроде «папакункун», другие конги аккомпанируют в этом диалоге.[ref]Позже появилась на свет группа с таким же названием – «Los Papa cun cún»[/ref]
Репертуар группы «Los Papa cun cún» очень аутентичен и восходит к фольклорным корням со множеством африканских ритмов. Наиболее известным произведением, пожалуй, можно назвать «La Ventana». В этой песне поётся про то, что некой Качите “так хочется”, а в припеве звучит апофеоз восточных конг.
