Сегодня вечером научи меня

Сестры ДеКастро

В те времена было одно вокальное женское трио “Сестры ДеКастро”, три девушки по имени Пегги, Чери и Бабетт. (Когда в 1958 году Бабетт ушла на пенсию, ее место заняла двоюродная сестра Ольгита Де Кастро Марино). В 1945 году семья ДеКастро переехала с Кубы в США. По прибытии Кармен Миранда взяла их под свою опеку, и они стали петь в Майами, Флорида. Их стиль был похож на популярных тогда “Сестер Эндрю”, но с латиноамериканским привкусом. Самым успешным их хитом стала песня “Teach Me Tonight” 1954 года.

Тито Пуэнте познакомился с сестрами ДеКастро в клубе “Ла Конга”, где они разогревали зал перед выступлением его друга, Мигелито Вальдеса. Собственно, Мигелито и познакомил Тито с ними.

После этого знакомства молодые леди облюбовали “Палладиум” для частых тусовок. “Они любили мою музыку”, – вздыхал Тито, вспоминая об их отношениях. Пегги, Чери и Бабетт заставляли его глаза сверкать. Об их совместной работе он говорил: “Я не знаю, какого успеха добились те наши с ними записи, но это точно было весело”.

Менеджер оркестра Джимми вспоминал, как Тито любил пугать их своими проделками:

“У него всегда был такой серьезный вид… Ну знаешь, это же бизнес, все такое. Затем, когда они меньше всего ожидали, он мог неожиданно пошутить или “отмочить” что-то нелепое. Иногда он сетовал на них за их беззаботность и безрассудство. А потом он смеялся. Но они приезжали и иногда даже давали ему кое-что из своих “аптечек”. Они нравились Тито, по крайней мере, какое-то время. Но в те дни мы были очень заняты, все время пробовали что-то новое, а Тито всегда был непоседой”.

Несколько раз сестёр приглашали в “Палладиум” выступить с оркестром Тито Пуэнте. Это было в 1954 году, в самый разгар мамбо-помешательства. Кроме прославленного клуба, он выступали с Тито в нью-йоркском театре “Аполло”. Перед каждый выступлением Тито работал с ними на износ. Джимми вспоминал те репетиции:

“Он прогуливался во время репетиций с партитурой в руке, карандашом за ухом и выглядел чертовски серьезно. Ни у кого и в мыслях не было ему перечить. Когда одна из девушек “прошляпила” какой-то шаг в связке, его взгляд стал еще суровее. Он хотел все прекратить, и ребята крайне напряглись. А он улыбнулся, запустил музыку с самого начала, подошел к ближайшей сестричке и показал ей нужные шаги и движения. Тито был отходчив, ты же знаешь”.

За десять лет до этого сестры ДеКастро начинали в качестве латиноамериканского трио. После подписания контракта с лейблом “Abbott”, ориентированным на поиск талантов в захолустьях, сестры записались аж на 31 пластинках оркестровой популярной музыки. После работы с Тито Пуэнте все изменилось: они начали путешествовать из Майями в Голливуд, из Голливуда в Нью-Йорк. Сам Уолт Дисней пригласил сестер в Голливуд бэк-вокалистками на “Zip-A-Dee-Doo-Dah”. На оборотной стороне записи 45 rpm был будущий, по уверениям продюсеров, хит “It’s Love” (“Это любовь”). Ди-джей в Кливленде пустил ее в ротацию в эфире, чем вызвал шквал писем в адрес радиостанции. Эта привязчивая мелодия стала самым большим успехом сестер.

В их репертуаре были свежие и популярные мелодии “Бум Бум Бумеранг”, “Кукушка в часах”, “Рок-н-ролл на Гавайях”, “Ковбои не плачут”, “Не звони мне, милая”, “Мелодия из старого, доброго прошлого”, оптимистичные “Бидли-Ди Боп” и “Ты будешь заботиться обо мне (Я буду заботиться о тебе)”, жаркие песни вроде “Никто не осуждает, кроме тебя”, “Дай мне время”, “Если я когда-нибудь влюблюсь”, “Это твое” и песня в стиле кантри “Это маленькое слово называется любовь”.

“Они полны энергии, духа и невинности 1950-х годов, совсем некубинские!” – так вспоминал о них Тито.

Впрочем, он хорошо понимал, что его интерес и участие в судьбе сестер недолговечен, что он лишь помог им добиться успеха.

Сестры ДеКастро выросли на Кубе, хотя Маргарита Долорес “Пэгги” родилась в Доминиканской Республике, Чери в США, Бабетт на Кубе. Они пели и танцевали с начала 40-х годов, используя разные названия для своего трио: The Americanitas, The Marvel Sisters, The Fernando DeCastro Sisters и, наконец, остановились просто на собственной фамилии: DeCastro Sisters. Во время выступлений сестры использовали самые разные жанры – элементы комедии, как импровизированной, так и заранее отрепетированной, пение, танец и яркую актерскую игру. Они снялись в фильме “Копакабана” в 1947 году и в других, в том числе в “Истории Хелен Морган”. Почти 40 лет сестры ДеКастро постоянно вступали в казино Лас Вегаса, впоследствии заняв почетное место в “Зале славы легенд казино”.
У сестер ДеКастро были сиплые голоса, по образцу “Сестер Эндрю”, с очень похожим репертуаром в их песеннике – романтические баллады и новеллы. В конце 50-х годов девушки экспериментировали с этой музыкой-жвачкой, легковесными поп или рок-песенками, где в качестве текста была какая-то бессмысленная чушь.

В качестве “Сестер ДеКастро” они записали вместе с Тито Пуэнте на лейбле Tico песни “Cuban Nightingale” (Sun Sun Babae) (“Кубинский соловей”), “I Do” и “Jumbalato”, а также “Tonight I Am In Heaven” (“Сегодня вечером я в раю”).

Для Тито это было развлечением – поддерживать трех певиц, поющих на английском и испанском языках. Кстати, среди трех биг-бэндов он был единственным, кто сделал это. Тито Родригес в том же году выпустил свою собственную версию “Sun Sun Babae”, и она стала гораздо популярнее. “Она была гораздо качовее, чем моя”, – говорил Тито Пуэнте. Он исполнял эту мелодию в “Бёрдлэнд”, в 1952 году.

Другой “Палладиум”

В один из вечеров в ресторане “Азия” Федерико Пагани вспоминал другой “Палладиум” – Клуб “TropiCaliente”, открытый, по его словам, в середине 1940-х годов:

“Он совершенно не был похож на “Палладиум”, однако множество известных людей из Бостона ехали туда, чтобы потанцевать, и там всегда была большая толпа из Нью-Йорка”.

Идея создать такой клуб принадлежала двум людям: Луису Куэвасу (Luis Cuevas), основателю Verne Records, и Сидни Сигелю (Sidney Siegel), основателю Seeco Records, лейблов латиноамериканской музыки в начале 40-х годов. В конце 1941 Куэвас и Сигель якобы встретились в Парк Пэлэйс в Эль Баррио и обсуждали способы развития рынка афро-кубинской музыки на север от Манхэттена. Они наняли Федерико. Теперь уже трое мужчин получили финансовую поддержку от Майкла Редстоуна, отца Самнера Редстоуна (председателя компании Viacom). Потом их поддержал звонкой монетой владелец “Bay Village’s Latin Quarter”, ночного клуба в стиле “Мулен Руж”, основанного Лу Уолтерсом, отцом Барбары Уолтерс. Клуб “ТропиКальенте” открыли на улице Уэст Ньютон.

Похмельный экспресс

Подобно знаменитостям, которые вылетали из Майями в Гавану лишь на одну ночь, чтобы оторваться в “Тропикане”, звезды Нью-Йорка и артисты всех мастей прыгали в вечерний поезд на Бостон, чтобы провести время в модном афро-кубинском клубе. Обратный поезд из Бостона был ранним утром, так что ньюйоркцы могли даже немного поспать, чтобы потом, шатаясь от недосыпа, пойти в свои офисы в Мидтауне и на Уолл-Стрит. В 1952 году американская железнодорожная компания Amtrak запустила экспресс от Пенсильванского вокзала до бостонской станции Back Bay. Этот поезд прозвали “Линией Кальенте”, а когда экспресс возвращался обратно, название меняли на “Похмельный Бостон”. Экспресс Амтрака курсировал вплоть до 1964 года. С тех пор он не мог соответствовать скорости междугороднего железнодорожного сообщения того времени – самый быстрый маршрут, согласно легендам, составлял 2 часа 37 минут, по данным на 17 августа 1956 года.

Клуб открылся в канун Нового года с огромным успехом, буквально катапультировав его на вершину всех мыслимых и немыслимых списоков. Пагани заключил контракт с оркестром Шавье Кугата для выступлений до полуночи и Августо Коэном и его “Борикас” (Augusto Coén y Sus Boricuas) на остаток ночи. Раскрученное имя Кугата он использовал для привлечения состоятельных посетителей, а имя Коэна – для латиносов, афро-американцев и еврейских любителей музыки и танцев. Августо Коэн был смешанных кровей – наполовину еврей, а наполовину афро-пуэрториканец.

Деятельность клуба “ТропиКальенте” продолжалась вплоть до 28 сентября 1968 года, когда заведение навсегда закрыло свои двери.

Пагани вспоминал:

– В одну новогоднюю ночь я пытался убедить Тито Пуэнте и Тито Родригеса сыграть в клубе. Я пообещал им, что у них будут равнозначные места на афише”.

Тито рассмеялся.

– О да. Хитрый ход. Мы были обозначены на афише как “Оркестры Тито и Тито”.

– Так что если вам нравился Тито Пуэнте, вы читали его имя первым. Если танцоры предпочитали Тито Родригеса, они читали первым его имя. У этих парней было очень большое эго, – вздохнул Федерико.

– Да брось! – опять засмеялся Тито.

– Забавно, но в ту ночь некоторые оркестранты играли в обоих составах. У Чарли Палмьери было два пиджака, по одному на каждый оркестр.

Гордость и слава

Однажды Тито посреди бесконечной череды выступлений в “Палладиуме”, концертов для танцоров Нью-Йорка и окрестностей, поездок по стране, получил в 1957 году приглашение посетить Кубу для участия в церемонии вручения наград, вместе с десятками других музыкантов и артистов, которые внесли свой вклад в развитие кубинской музыкальной культуры за пределами Острова. Тито вспоминал о том событии:

“Стоять там, на одной сцене вместе со всеми теми великими артистами… это была честь для меня”.

Тито, при покровительстве Марио Бауса, был единственным пуэрториканцем на той церемонии. На каждой улице Гаваны знали про “Палладиум”. Это было заведение со всемирной известностью.

“Некоторые из лучших афро-кубинских вещей, когда-либо исполнявшихся в США, исполнялись именно в ‘Палладиуме'”, – восклицал Тито. Он часто вспоминал пафос этого места, пышность, прекрасных женщин и магические моменты, которые он пережил на той сцене, играя свою музыку. “Драки были не на шутку – я имею ввиду между нами тремя (двумя Тито и Мачито). И не всегда про музыку”.

Адский уикенд

Тито вспоминал, как однажды ночью, в канун Дня благодарения 1958 года, он остановился у “Палладиума”, возвращаясь после выступления где-то в соседнем клубе.

“Арсенио играл с Хосе Фахардо. Вау! Это было нечто. Ты мог слушать музыку прямо с улицы – скрипки, пронзительную деревянную флейту Фахардо… Это было потрясающе. Я вошел внутрь, зал был полон. Посередине оркестра Фахардо сидел Арсенио. Я понимал, что он знал Фахардо еще с Кубы – ты же знаешь, Фахардо играл с Арканьо. Два музыканта – Арканьо и Арсенио – были очень дружны. В ту ночь творилась история”, – улыбнулся Тито.

“Там был такой ажиотаж, а я был как бы не при делах, – продолжил он со смехом. – Но это был “Палладиум”. Федерико Пагани и Каталино Ролан привезли эту группу прямиком с Кубы. Когда я был на Кубе, я видел там, как играл Фахардо. Он был очень современным, энергичным, готовым пробовать в музыке новые идеи. В ту ночь вместе с ним играло еще два трубача. Амандито Арментерос долго солировал на трубе, а потом вступил сам Фахардо. Они были хороши”.

Другого трубача, игравшего в оркестре чаранге Фахардо, звали Чоколате Арментерос. В “Кубинских звездах Фахардо” – так их называли – прославился Тата Гуинес на конгах, Альберто Вальдес (племянник Висентико) на тимбалес и Рене “Látigo” Эрнандес на фортепиано.

После Дня благодарения, в субботу и воскресенье, оркестр Тито Пуэнте и Фахардо со своими “Estrellas Cubanas” очутились на одной сцене. Музыка, которую они играли, пульсировала и невероятно заводила. Для того, чтобы добавить эмоциональности музыке, Фахардо использовал сразу пять скрипок, игравших сильные гуахеос, постоянно меняющиеся и перемещающиеся. Две трубы дополняли звучание, а мощнейшее соло самого Фахардо на флейте заставляло людей забывать дышать.

Тито тоже был в ударе. Его саксофон упрямо выдавал громовые остинато, и, как и его кубинский коллега Фахардо, он тоже умело применял духовую секцию своего оркестра – разнообразные риффы, вклинивающиеся синкопами брейки, взрывающиеся медные… Музыка резонировала, пол трясся, подстегивая танцоров совершать невероятные акробатические трюки. Звонкий и поразительно громкий ковбел Тито гремел и выстраивал звук оркестра, навсегда вгрызаясь в память слушателей.

“Это был адский уикенд, – сказал Тито. – У Фахардо был неимоверно крутой оркестр. Можно было подумать, что у оркестров чаранга мягкое звучание. Но энергия перкуссии и те чертовы скрипки – это было охренительно! Я действительно напирал на своих парней, но нам всем это было по нраву”.

Это музыкальное противостояние подарило Тито множество размышлений и идей. “Фахардо сам выстраивал и вел свой оркестр. Я хотел делать то же самое. Я размышлял о нем, и о том, как добивался своего Стэн Кентон”. У Фахардо, как и большинства кубинских ансамблей, были точно выверенные брейки. Особенно это было заметно в стиле мамбо Арканьо.

“Мне нравились такие брейки, – говорил Тито, – они давали слушателям и танцорам ощущение воодушевления и сочности. Представь, ты накапливаешь драйв оркестра саксофонами, а потом – бац! Перкуссия резко замолкает, обычно в синкопу, а оркестр продолжает играть. Потом ты берешь все это вместе и ведешь в исходное положение”.

Многие из этих идей и наблюдений уже можно было услышать у Тито Пуэнте. Эта ночь лишь послужила толчком, чтобы он вдохновился и продолжил двигаться в том же направлении.
“Оглядываясь назад, понимаешь, что буквально через каких-то полтора месяца Фидель Кастро въедет в Гавану, выгнав Батисту, и абсолютно все изменится”.

Вереница знаменитостей

Однажды вечером, во время одной из вечеринок по средам в “Палладиуме”, когда Тито со своим оркестром заполнил музыкой зал, ему махнули на прощание рукой звёзды – Марлон Брандо и Куинси Джонс. Тито улыбнулся и пожал плечами: “Брандо крикнул, мол, мы пойдем вверх по улице к ‘Бёрдлэнду!'” Куинси Джонсу нравился и джаз, и афро-кубинская музыка, но он открыто признавал, что первой любовью был все-таки джаз. Они с Брандо были завсегдатаями и “Джазовой Аллеи”, и “Палладиума”, но Брандо больше нравился “Палладиум”.

Когда они спустились по лестнице, оркестр заиграл вещь под названием “That Old Black Magic” – “Та старая черная магия”. Обычно в этой песне пел трубач Джин Сантори, а Тито подпевал скэтом. Пока Сантори подходил к микрофону, в зал вошел Сэмми Дэвис младший, сын черной звезды водевиля и пуэрториканского танцора. Тогда Дэвис еще не был актером мирового класса, певцом и танцором, неотъемлемым от Rat Pack. В тот момент он все еще работал с “Уилл Мэстин Гэнг”, но уже вскоре ему предстояло попробовать свои силы самостоятельно…

Дэвис помахал Тито и запрыгнул на сцену, не дав опомниться Сантори. Сэмми закричал: “Нет-нет-нет, что за дела! Это моя песня!” Сантори пришлось усесться в секцию духовых и подыгрывать Сэмми.

 

Кубинский бейсболист Минни Миносо выступал за “Кливленд Индианс”. Когда его команда приезжала в город, после тренировок и матчей он неизменно отправлялся на танцпол “Палладиума”. Однажды Тито со своим вокалистом Сантосом Колоном решили выразить ему свое уважение. Энрике Хоррин с той же целью уже сочинил свою популярную “ча-ча-ча” (в 1954 году) – “Minoso Al Bate”. Тито и Сантос сочинили свой небольшой текст и положили его на музыку “Guancona” авторства Пуэнте. Вот что Миносо слышал той ночью в 1960-м:

 

Тито Пуэнте – вспоминая “Палладиум”

В другой раз Тито задумался:

“Как мне кажется, ‘Палладиум’ странным образом был связан с Кубой, по крайней мере, по части музыки”.

Мы дружили много лет, и он всегда напоминал мне о том, что мы должны были расставить все точки над “и”. Я старался по возможности делать беглые наброски, заметки о наших беседах. “Джо, запиши это”, – говорил Тито, а потом звучало слово “история”. Вот небольшая коллекция из тех записей, сделанных мною, когда он размышлял о “Палладиуме”:

Нью-Йоркский ‘Палладиум’ был местом, куда люди приходили, чтобы потанцевать под хорошую музыку. Все мы играли там много лет – и я говорю о себе, о Мачито и о Тито Родригесе. И мы играли настолько хорошо, насколько могли.

Не в том смысле, что остальные оркестры были плохими – нет, они тоже были хороши. Вообще, чтобы ты смог играть в “Палладиуме”, ты должен быть очень, очень хорош.

Каждый оркестр, ансамбль, конхунто, танцевальное шоу, что угодно – все представляли самую лучшую музыку, которую только могли предложить латиносы в Нью-Йорке. Это была великая музыка, афро-кубинская, с нью-йоркским замесом. Когда пришли другие люди, они поняли, что им нужно соответствовать качеству “Палладиума”, чтобы на них был спрос.

Оркестранты были разодеты с иголочки, администраторы добивались, чтобы все было в нужное время, качество музыки было исключительным. Блестящие танцоры. Шикарные дамы, потрясающие танцевальные партнеры.

Как в том мюзикле Лернера и Лоу “Камелот”… Я помню, когда Ричард Бёртон пел что-то вроде: “…на одно мимолетное мгновение там был… Камелот”. Что ж, на протяжении нескольких лет там был “Палладиум”, и в нем были белые, черные, коричневые, евреи, пуэрториканцы, кубинцы, латиносы отовсюду, итальянцы… практически все прошли через двери “Палладиума”, слушали самую лучшую музыку, и так или иначе, на несколько часов на танцполе забывали о проблемах.

<< Предыдущая часть | Следующая часть >>