Румба и бейсбол

Кубинцы любят выражать свои мысли ярко, очевидно, материализуя их во внешнем мире. Так они реализуют свое предназначение — быть свидетелями бесконечной красоты Творения, ведь красота не существует без наблюдателя. Ничего не существует, если это не сказано, не нарисовано, не сыграно и не станцовано. А если чего-то не существует, то это можно создать, просто начертив символ.

Но мало увидеть красоту и проникнуться ее светом. Нужно обязательно поделиться своими чувствами с окружающими. Воскликнуть: «Байя!» или «Мира, ке рико!» Кубинец может воскликнуть еще и «Ке пинга!», если столкнется с чем-то противоположным красоте. Чувство требует физического воплощения, без этого тоска и печаль. Румба в том числе и про это. Само строение кубинской румбы наталкивает на эту мысль.

Сначала простой запев, как две капли воды похожий на все запевы других румб. Эта мелодия идет из глубины народа, с самого его дна — песня заключенного. Заключенный лишен практически всех прав и обречен на жалкое прозябание в тюрьме. Русский человек сердцем понимает, что это такое, зная простую истину: «От сумы да от тюрьмы…» Таким образом, с первых же звуков румба обнаруживает себя как искусство бедных и бесправных людей. В современном мире это уже не так легко распознается, как было в XIX веке. Бедность и бесправность никуда не делись, но теперь у них другое символическое воплощение. И тем не менее.

После запева начинается тема. Это простые стихи, сумасшедшая смесь стихотворной традиции Золотого века испанской литературы, местного сленга, общих образов, популярных тем, каких-то персоналий… Но всегда искренние и эмоциональные. Есть румбы сочиненные, и даже известны авторы. А есть «народные», когда авторство установить невозможно. Но также есть и авторские румбы, которые почему-то считаются народными.

Наконец, когда слов становится недостаточно, начинается монтуно, или коро. Хор дружно отвечает одной и той же фразой певцу, который всячески импровизирует, ловко жонглируя словами и ритмом. Наступает время танца. И здесь проявляется изощренная фантазия кубинцев, ведь их танцевание спонтанно, это острое взаимодействие, юмор, печаль и веселье, энергия и страсть. И хотя единовременно танцует лишь одна пара, участвуют все присутствующие. Они могут подпевать, подыгрывать, или просто плыть по морю звуков и чувств вместе со всеми. Румба — не для сцены. По крайней мере, так было раньше.

Нам сложно понять некоторые ее аспекты, но мы можем почувствовать румбу. У нас тоже была некоторая форма рабства, и у нас тоже в селах и городах жили бедные и бесправные люди. И у нас был свой процесс трансформации деревенского народного пения в городской фольклор. Чего у нас точно не было — общение с богами через звук барабанов. Вологодский или псковский крестьянин тоже вряд ли что-то знал об испанской культуре. Изощренные ритмы — это не про нас. Но горестей, лишений и унижений наши предки вкусили с лихвой. И наши частушки тоже полны горькой сатиры. Пытаясь проникнуться духом румбы, я пытаюсь провести связь от русского крестьянства и городской бедноты до пыльных барриос Гаваны и Матансас. И мне кажется, что совпадений куда как больше, чем отличий.

Стремление кубинцев к изобразительности в танце сегодня не так очевидно. Со временем пантомима распалась на отдельные фрагменты, движения или даже просто хореографические элементы, и сегодня сложно что-то понять, глядя на современные bailes populares. Однако есть немало свидетельств того, что в XIX веке кубинцы обожали жанр «миметика», этакие сценки. До нас дошли лишь крохи, пара румб-миметик и сонов. И чем дальше в глубину эпох всматривается любопытный сальсеро из России, тем больше примечает подражательности в танце. Румба ямбу — это ухаживание петушка за курочкой, многие движения заимствованы прямиком из курятника. Конечно, тут не все так просто: петушиные бои на Кубе были важной частью жизни людей, да и старые негритянские традиции здесь явлены во всей своей красе. Румба колумбия же — театр одного актера, если говорить строго о танце. Вместо хлопания крыльями (руками, сложенными за спиной) здесь танцор разыгрывает свой мрачный спектакль в кругу мужиков, своих товарищей и братьев, которые прекрасно понимают и сочувствуют ему.

Как известно, колумбия — старейшая из румб, рожденная в провинции Матансас. Исключительно мужское занятие, распространенное среди портовых рабочих. Если вы когда-нибудь бывали в порту и общались с работягами, то можете представить себе их менталитет. Добавьте сюда 14-часовой рабочий день, палящее солнце и унизительные условия труда. Представили? А теперь попробуйте это станцевать.

Большинство движений в колумбии даже сегодня обозначают вполне конкретные вещи. Глядя на колумберо можно увидеть, как танцор аккуратно ходит по рельсам, то и дело соскальзывая с них, в последний момент все же сохраняя баланс. Или скачет на воображаемом коне, приставляя руку к виртуальному козырьку. Чистит себя платком, словно он дьяблито, или Иреме. Посылает кого-то на три буквы, подкладывая руку под сгиб колена — мощно так посылает, с огоньком. Все эти фигуры складываются в повествование, которое находит отклик у братьев. Да, подавляющее большинство румберос на Кубе, если не вообще все, члены братства Абакуа, они все братья, буквально.

Сегодня мало кто помнит значения тех или иных движений в колумбии. Эта традиция стремительно уходит, лишь старые румберос еще рассказать могут что-то интересное. Доминго Пау, художественный руководитель театра «Америка» в Гаване, активно использует образы при обучении танцу. Его уроки по колумбии — старая добрая миметика, где каждое движение означает вполне конкретные вещи. И внезапно вопрос «а как научиться импровизировать в румбе?» перестает существовать. Нужно учиться рассказывать историю.

Но о чем рассказывают в своих танцах старые румберос? Да обо всем, что их занимает. О ненавистных начальниках. О легкомысленных женщинах (да и мужчинах тоже). О своих братьях. О горе и радости. А можно просто «проораться» в танце, заколотив в пыльную дорогу свою злость. Похоронив ее там, освободив сердце для радости жизни. Потому что нельзя позволять отнять это у тебя — радость и вкус жизни. Как бы ни пытались властолюбцы овладеть твоим разумом, подчинить тебя, засунуть в голову войну и покорность, связать по рукам и ногам долгами и обязанностями, нельзя позволять им отнять твою радость, любовь и внутреннюю свободу. Шиш с маслом им! Пусть идут на три буквы! И вот тут как нельзя кстати та самая рука, просунутая под согнутое колено.

В конце XIX века, еще до войны США и Испании, на Кубе царили были сильнейшие анти-испанские настроения. Было три войны за независимость. Недовольство кубинцев легко можно понять. Экономический кризис середины века, кажется, совсем не волновал колонистов. Испанцы продолжали доить свои колонии, вкачивая деньги в военную машину и в зарплаты чиновников. При этом испанцев на острове было смехотворно мало, буквально несколько процентов. В политике все было закручено жестко — никаких партий, никаких свобод. Кубинцы не могли занимать государственные посты. А тут еще, как назло, на соседней Доминикане случилась революция.

После того, как одним октябрьским утром 1968 года Карлос Мануэль де Сеспедес, крупный кубинский сахарозаводчик, одним махом освободил всех своих рабов и издал «Манифест 10 октября» (ныне это национальный праздник «Grito de Yara»), началась заварушка, продлившаяся без малого десять лет. Закончилось все победой Испании, хотя власти пошли на значительные уступки и провели ряд реформ. Мамбисес (с лихими заломленными сомбреро) были амнистированы, также простили и всех рабов, кто принимал участие в военных действиях — тех из них, кого не успели зарезать или застрелить. За время этой войны погибло около 200 тысяч человек, что для маленького острова абсолютно немыслимая цифра. Некоторые крупные фигуры, сражавшиеся за независимость Кубы от Испании, приняли участие в следующей войне, разразившейся уже в следующем году.

Малая война продлилась лишь год. Началась она с восклицания «Независимость или смерть!», которое впоследствии было творчески переосмыслено Фиделем Кастро в виде знаменитого «Patria o Muerte!» («Родина или смерть!»), а затем гомосеками из Майами «Родина и жизнь!» Понятно, что после чудовищных потерь в первой войне рассчитывать кубинцы могли только на помощь западных держав, которые традиционно их кинули. Так что через 15 лет началась третья война, на этот раз освободившая Кубу от Испании.

Эту короткую историческую справку я привел для иллюстрации того, насколько кубинцы в ту эпоху устали от колонизаторов. Вот почему бейсбол, который привезли кубинские студенты из американских колледжей аж в 1860-х годах, стал настолько популярен. Ведь это была анти-испанская игра, самая настоящая оппозиция испанской корриде и прочим колонизаторским развлечениям, одобренным ненавистными властями. Первая бейсбольная команда «Habana Base Ball Club» была основана на Кубе в год начала первой войны за независимость — 1868.

Кубинцы были обязаны посещать бои быков как выражение покорности испанской короне. Внезапно все изменилось. Первый кубинский бейсболист по имени Эстебан Беллан, сыгравший в высшей лиге бейсбола в США, стал волеизъявлением кубинцев о своем стремлении к независимости. И это уже были не шутки. Так что к стандартным символам борьбы за свободу Острова — мамбисес, Марти, Масео, Сеспедес, расстрел 8 студентов Гаванского университета — можно смело приплюсовать американский бейсбол. Подробнее об истории кубинского бейсбола — адресую вас к статье https://wiki5.ru/wiki/Baseball_in_Cuba, там же приведена довольно большая библиография.

Любопытно, что в послереволюционные годы на социалистической Кубе американский бейсбол был не только не запрещен, но получил дальнейшее развитие. Хотя при этом другие виды американского искусства оказались фактически под запретом — в частности, американский джаз, представленный лишь одним официальным оркестром.

И все же, новые времена — новые правила. Бейсбол уступил пальму первенства боксу. Бокс не был чем-то совсем новым для Кубы. Он был желанной забавой для янки, приезжавших на остров хорошенько развлечься, однако кубинских боксеров первой половины XX века в Международном Зале Славы Бокса можно пересчитать по пальцам одной руки: Кид Шоколад, Кид Гавилан, Луис Родригес, Шугар Рамос и Хосе Наполес.

После революции Фидель дал зеленый свет развитию любительского бокса, стал приглашать советских талантливых тренеров: Виктора Огуренкова, Константина Градополова и Андрея Червоненко. С тех пор на Кубе преобладает советская школа бокса, а кубинские боксеры добились признания на мировом Олимпе. Бокс — это спорт № 1 на Кубе. Кроме того, как и для многих музыкантов участие в оркестре было одним из немногих способов подняться по социальной лестнице и повидать мир, так и молодым, жилистым и мускулистым от природы кубинцам бокс позволил вырваться за рамки режима, порой несправедливого и жесткого. Что, впрочем, нисколько не влияло на патриотизм кубинских боксеров. Для них верность Родине всегда была на первом месте, каким бы баблом ни махали перед их носом американские промоутеры. Подробнее про историю кубинского бокса — в блоге «Советского спорта» https://sportyakutia.ru/novosti/boks-mma/642-bej-tantsuya-ili-chto-takoe-kubinskij-boks

Румберос танцевали свою жизнь, свое время, свою действительность. Вот почему в колумбии нередко можно увидеть движения, подражающие игрокам в бейсбол или боксирование воздуха. При этом движения из бейсбола гораздо старше боксирования и имеют отчетливую историческую коннотацию.

Когда румберо «запуливает» куда-то воображаемый бейсбольный мяч, это не только про бейсбол. Это про независимость своей родины, про ненависть к испанским колонизаторам (только ли к испанским?), которые, несмотря на голод и чудовищные проблемы кубинцев, продолжали выкачивать из колонии ресурсы, предлагая народу лишь страх и унижение. Бейсбол — это надежда на светлое будущее.

Бокс — вера в возможность увидеть что-то больше, чем тряпье, развешанное на веревке в раздолбанном гаванском соляре. Конечно, румберо может просто так включить эти движения в свой танец, особо не запариваясь на тему истории, но вряд ли можно исключить влияние самой большой силы — ненаписанной народной памяти. Изучение румбы позволяет не только насытить сальсу типично кубинским стилем, но прикоснуться к животрепещущей истории израненного кубинского народа, для которого свобода — не пустое слово.

Язык танца со всей очевидностью повествует нам об этом, но мы поймем его только в том случае, если захотим услышать. Услышать Кубу с помощью румбы, ведь румба — это душа и сердце кубинцев, от колониальных времен до нашего неспокойного века.