Наступила полночь. Танцоры покинули танцпол, а в середине зала расставили сразу три комплекта тимбалес. Битком набитый «Палладиум» замер в ожидании, разгоряченные танцами люди предвкушали, что же сейчас будет.
Музыканты оркестра Тито Пуэнте чинно расселись по своим местам. Они были одеты с иголочки: темные черно-синие смокинги, блестящие лакированные туфли. Они ждали, со своими инструментами в руках.
Из толпы вышло несколько перкуссионистов из других коллективов, они расположились прямо напротив оркестра — четверо конгеро, один кампанеро и еще один с мараками.
Раздался голос: «Леди и джентльмены! Мистер Тито Пуэнте, Монго Сантамария и Вилли Бобо!»
Под гром аплодисментов и фанфар в центр «Палладиума» вышло трое мужчин. Публика смаковала момент — что-то сейчас будет! Целых три установки тимбалес! Тито был в черно-синем смокинге. Бобо и Сантамария были одеты так же, как и другие оркестранты, они встали по обе стороны от Тито.
Контрабас нарушил молчание, начав играть гулкое и упругое монтуно. Спустя несколько секунд, к нему присоединились бонгос — музыкант, к удовольствию толпы, выстукивал устойчивый ритм с завидным мастерством. Затем зазвучало фортепиано, в обнимку с трескучим гуиро. Пианист Элвин Геллерс играл аккорды, умело вписывая их широкими мазками в ритмическую картину, не увлекаясь украшениями и причудами.
Наконец, Тито прокатился дробью по всем тимбалес, одному за другим. Монго Сантамария откликнулся своими барабанами, чуть выше по тональности, а затем вступил Вилли Бобо. Тито продолжал сверилить дробью тимбалес, а его кубинцы по бокам играли на ковбелах мамбо.
Любопытные танцоры и фанаты латиноамериканской музыки постепенно подтягивались ближе к музыкантам, их становилось все больше и больше. Три легендарных перкуссиониста колотили в ковбелы разных калибров, выдерживая четкий и качающий темп. Тито с дьявольской ловкостью успевал между зубодробительной дробью и смачными синкопами оборачиваться к оркестру, и легкая убылка касалась его губ. Он повернулся обратно к публике и внимательно вгляделся в нее. Люди были в одном ритме с музыкой, они пританцовывали, прихлопывали, кто-то даже порывался аплодировать.
Музыканты каждый в отдельности выдали свое соло, пока два других перкуссиониста держали убийственно четкий ритм. А затем они начали играть какие-то сложные и мудреные фишки на ковбелах и тимбалес, умудряясь при этом ни на шаг не отступать от строгой структуры афро-кубинских ритмов. Они превосходно чувствовали друг друга.
Вилли сырал еще одно соло, опираясь на поддержку Тито и Монго. Тито ответил Вилли импровизацией, а Вилли подхватил его, это было похоже на диалог двух друзей. Монго не отставал — виртуозные серии следовали одна за другой. Музыканты поддерживали барабанщиков, играя непреклонный и горячий ритмический аккомпанемент, их монтуно было мощным и увесистым, без самодеятельности, строго по делу.
Все трое оглушили присутствующих очередной порцией больших ковбелов, угостив публику наижирнейшим драйвом. Черт, Вилли был крут, и Тито всегда знал об этом. Между ними было что-то вроде соперничества, но в тот момент музыка объединяла их в единое целое.
Публика ревела от восторга! Тито выпрыгнул вперед и начал танцевать, а Монго и Вилли безжалостно били по тимбалес. Из-под ладоней других музыкантов, тумбадорос и бонгосеро, вырывалось неистовое клаве. Это были лучшие мгновения оркестра Тито Пуэнте, и это был «Палладиум»! Именно здесь и сейчас играла лучшая афро-кубинская музыка за пределами Кубы, безо всяких сомнений. Ты мог почувствовать в этой музыке все — от легкого трепета до восторженного огня… Это был один из тех моментов, ставших легендой в истории «Палладиума».
Тито поймал взгляд Вилли и Монго и приправил свои тимбалес фирменными «специями». Оркестр подхватил легким и лоснящимся звуком — казалось, что трубачи точно знали намерения Тито, в нужное мгновение они взорвались синкопами. От их ударной волны люди пришли в неистовство. Тито легонько кивнул Монго, показывая ему, что пришла его очередь. Затем снова заиграл Вилли, они вновь и вновь обменивались музыкальными репликами…
В последующие годы Тито часто вновь и вновь переживал эти моменты — это была кульминация танцевальной ночи в «Палладиуме», в самом центре Манхеттена. С 1949 по 1966, вплоть до своего закрытия, «Палладиум» был Меккой для всех нью-йоркцев, кто любил танцевать под живую музыку. Тогда в городе и в округе были сотни клубов, танцевальных залов, но никто не мог и близко сравниться с «Палладиумом», не говоря уже о том, чтобы его превзойти. Он стал тем местом, где тысячи пуэрториканцев сохраняли культуру, оберегая свои национальные корни. Латиноамериканская музыка, звучавшая там, была совсем не похожа на традиционную музыку Пуэрто-Рико. Колючая, странная и шумная, даже резкая для их ушей, но при этом она была настоящей, подлинной латиноамериканской музыкой. Кроме того, Пуэрто-Рико и Куба сотни лет были связаны друг с другом, так что эта музыка не была чуждой.
Не только пуэрториканцы любили огненную, яркую афро-кубинскую музыку с нью-йоркским акцентом, но также и евреи, итальянцы, и чернокожие жители Большого Яблока. И в самом сердце этой музыки восседал маэстро Тито Пуэнте и его новый (относительно) оркестр. Тито наслаждался каждой минутой, проведенной в объятиях музыки.
В «Палладиуме» танцевали все без исключения: молодые, пожилые, белые и чернокожие, латиносы, евреи, итальянцы, ирландцы! Были и другие популярные места, где танцевали мамбо — «Манхэттен-центр» и «Терраса Ривьера», но «Палладиум» на пересечении 53-й стрит и Бродвея, позиционировал себя как «Дом мамбо». Там можно было встретить как обыкновенного чернорабочего, так и оттачивающих на танцполе новые вариации мамбо знаменитостей того времени, вроде Марлон Брандо, Джеймса Дина или Эрта Кита. «Палладиум» был в среднем дороже других танцевальных заведений города. Чтобы попасть внутрь, нужно было выложить 1 доллар 75 центов, в цену входило небольшое веселое обучение в начале вечера, конкурс среди любителей-танцоров. С 23 часов начиналось танцевальное мамбо-шоу профессионалов, а затем и сами танцы. Все любили ходить именно в «Палладиум»!
