Посвящение
Мы посвящаем эту книгу музыкантам, ныне живущим и тем, кого уже нет с нами, независимо от их происхождения; за их настойчивость и преданность в создании безупречной афрокубинской музыки.
Благодарности
Это очень особенная книга, рождение которой не состоялось бы без любви, терпения и поддержки моей жены Линды, а также моих сыновей – Эрика младшего и Винсента ЛоБианко. Также я хочу поблагодарить супругу моего соавтора Милдред Перес за педантичность и терпеливость.
Кроме того, Дэвид и я никогда бы не смогли бы осуществить публикацию книги без помощи нашего удивительного друга Роберта Санчо. Особая благодарность – Пете Хмиллу, Джо Мадера и судье Верховного суда г. Нью-Йорк Эдвину Торресу, а также моей любимейшей давней подруге Марги Пуэнте. Джо Консо.
Пит Хэмилл о Тито Пуэнте
Однажды вечером, где-то в середине 60-х, я поднялся по ступенькам Палладиума на Бродвее и вошел в величайший танцевальный зал Нью-Йорка. Все было битком забито танцующими людьми, пол дрожал, музыка заполняла просторное помещение. Я тогда был юнцом, только что отслужившим во флоте, и у меня еще не было представления о том, чем я хочу заниматься в жизни. Я приглядывался к тому, что мне нравилось, и одной из этих вещей была латиноамериканская музыка.
Я слышал эту музыку и раньше, задолго до того, как увидел живые выступления групп. Моим проводником в этот мир был диск жокей по имени Симфони Сид, он вел полуночную передачу на радио WEVD, которая длилась до 3 часов ночи. Он ставил новинки современного джаза, Бёрда, Макса, и Диззи, Монка, и Майлза. Сид начал добавлять к своему обычному музыкальному меню латиноамериканскую музыку. Я был поклонником этой передачи еще до того, как ушел служить на флот, а когда я вернулся, Сид ставил все больше и больше лэтин-джаза.
Так что я шел к Палладиуму, где все парни были одеты намного круче меня, а женщины были самыми красивыми в мире, каких я в жизни не видывал. О том, чтобы пригласить одну из них потанцевать, не было и речи – я был словно заморожен. Я был уверен, что так и останусь стоять, как какой-нибудь несуразный гринго, достойный лишь насмешки или жалости. И я остался стоять в ту ночь, и три разные группы сменились на сцене Палладиума.
Мачито и его афрокубинцы.
Тито Пуэнте.
В одну и ту же ночь.
Больше всех меня впечатлил Тито. В то время словечко «сальса» еще не придумали, но было совершенно ясно, что все три группы, каждая по-своему, создавала музыку, которая изменила звучание городов. Точнее, звучание того, чем стали американские города после Второй мировой войны, когда миграция из Пуэрто-Рико приобрела впечатляющий размах. Тито Пуэнте был в некотором роде продуктом Нью-Йорка, Восточного Гарлема, морского флота США и Джульярдской школы. Он слушал музыкальные новинки из Кубы – мамбо, ча-ча-ча, но он слушал все это ушами нью-йоркца. Его аранжировки были полны энергии, но и утонченности, праздника, но и сопротивления тяжелым временам. Его игра на тимбалес была блестящей и удивляющей, придающая музыке драйв и одновременно украшающая ее. Кроме того, он был источником эмоций, отчаянно необходимых нищим в большинстве своем пуэрториканцам в очень сложное время: он дарил им радость.
Музыка словно говорила: «Эй, чувак, мы здесь. Это и наш город тоже, прикинь. У нас есть свой кусок Нью-Йорка, который мы заслужили потом и кровью. И мы никуда отсюда не двинем. Эй, как зовут вон ту кралю в красном платье? Ойе, комо ва!»
Джо Консо и Дэвид Перес рассказали историю о Тито Пуенте и его времени в этой богатой, неоценимой по важности книге. С одной стороны, это история об эволюции американской музыки, но также и о том, как росло влияние латиноамериканского мира, будучи частью большого американского плавильного котла. Особенно в Нью-Йоркском котле. И в то же время Консо и Перес рассказали историю об одной экстраординарной личности.
Судьба улыбнулась мне, когда несколько десятилетий спустя после моего первого похода в Палладиум я познакомился с Тито Пуенте лично. Он был обыкновенно приветливым, энергичным, неугомонным, полным того особого нью-йоркского юмора, основанного на абсурде. Он был сложным для понимания. И хотя он открыл глаза на многие вещи (и об этом – в этой книге), но были моменты, куда был запрещен доступ даже для его друзей. И для тех из нас, кто разделял с ним компанию, Тито ушел, но не забыт. Его музыка будет жить вечно.
Нью-Йорк, 2010
От редактора
C тех пор, как 31 мая 2000 года скончался мой самый лучший друг Тито Пуэнте, я думал о том, чтобы написать книгу о нем. Эта книга отличается от десятков других, написанных о Тито. Я попытался сосредоточиться на личности, музыканте и моем друге. Одна из моих целей была прояснить некоторые из тех историй, которые с каждым пересказом обрастали небылицами. Мой замысел заключался в создании реалистичного портрета грандиозного исполнителя, композитора, аранжировщика, инструменталиста, великого художника, который был моим дорогим другом и наставником. При работе над книгой множество людей помогали мне — они сами знают, о ком я говорю. Я благодарю всех вас за поддержку. Уверен, что кто-то из вас заметит, что я не включил в книгу какие-то сведения, которые, как вы считаете, важны в описании жизни моего друга. Кроме того, я мог забыть упомянуть чье-то имя, и у вас есть право меня раскритиковать. За любую неточность, которую я допустил, приношу свои извинения. Эта книга — о Тито Пуэнте. Я искренне надеюсь, что она вам понравится.
«Я играю афро-кубинскую музыку!» – Тито часто раздраженно и сердито говорил мне это. «Эта дерьмовая ‘сальса’ – пустое место.» Одна из его последних тирад на тему словечка «сальса» случилась, когда мы были в Пуэрто-Рико. Давняя мечта сыграть вместе с Пуэрториканским симфоническим оркестром была, наконец, осуществлена. Тито тогда был очень взолнован. Он шагал туда-сюда, из угла в угол. Я был уверен, что он, в конце концов, не выдержит и взорвется. Тито остановился и произнес с упрямством в голосе: «не забывай, Джо, то, что я играю – афрокубинская музыка.» Я посмотрел на своего лучшего друга, согласно кивнул, улыбнулся и сказал: «Да не волнуйся ты, Попс, когда мы вернемся в Нью-Йорк, мы начнем писать книгу обо всем этом». Он улыбнулся. Подошло время его выхода на сцену.
«Да! Джо, ты запишешь все это. Так много всего было…» – сказал он. «Так много всего нужно рассказать, многие вещи необходимо прояснить. Да! Джо, просто сделай это так, как надо». Когда он подошел к выходу на сцену, глубоко вздохнул. Приосанился, стал развязнее и рассмеялся: «Ну, понеслась!» Аплодисменты были громкими и отчетливыми. Зал обожал его, а Тито светился, как лампочка.
Тито Пуэнте, насколько мне было известно, был полностью поглощен своей музыкой. Это была самая важная вещь в его жизни. Он был возбужденным и энергичным человеком и попросту забывал о вещах, которые он считал неважными. Его личная жизнь находилась за пределами мира музыки и представляла собой, выражаясь его собственными словами, «беспредел и запутанность». Но когда дело доходило до музыки, он становился идеалистом с невероятным самомнением. В рабочих моментах принятие решений было, как правило, импульсивным. Он же первый говорил, что был ужасным бизнесменом. Тито совсем не любил отказывать людям, что, как мне кажется, явилось одной из причин его замкнутости. Поддержка оркестра отнимала почти все его время, с самого момента его образования в 1949 году. Ему помогал близкий друг и партнер Джимми “Винсент” Фрисаура. Джимми хранил книги, списки выплат заработной платы и нес все административные обязанности, а кроме того играл на рожке. Мы с Джимми сдружились, и я благодарен ему за бесценную информацию о жизни оркестра в 50-х годах. Джимми помог мне заполнить много лакун и белых пятен в истории Тито.
Bill Cosby / Joe Conzo, Sr. / Tito Puente
Попс, как я называл его в последующие годы, был благородным, щедрым, заботливым и внимательным к вещам, окружающим его, за исключением семейного вопроса. Конечно, его семья ни в чем не нуждалась, но в роли семьянина он провалился с треском. Понятия «семья» и «любовь» были чем-то таким, с чем он не знал, что делать. Поздние ночные выступления, репетиции и путешествия оправдывали отсутствие его родительского внимания. Порой, в сложных ситуациях, он действовал вспыльчиво, а в другой раз он лишь поворачивался спиной к проблемам и надеялся, что они сами собой разрешатся. Тито любил смеяться и шутить в окружении детей. Представьте, он был отличным шутником и мог рассказывать настоящие сказки! Этот замкнутый человек мог выдумывать целые истории!
Когда его расспрашивали о жизни и карьере, он на ходу придумывал небылицы, в зависимости от того, кому отвечал. Мог наплести читателю или интервьюеру любую чушь, которые те хотели услышать, и именно это стало причиной появления множества противоречивых сведений о его жизни. Он любил врать напропалую. Тито мог смотреть тебе прямо в глаза и рассказывать что-то о своем детстве, а через мгновение повернуться к другому и рассказать о том же самом событии, но с совершенно другим набором фактов. Я полагаю, он таким образом озорничал. Куда более спокойным он был в своем привычном окружении – в мире музыки и концертов. Тито был несколько зацикленным человеком – он хотел быть лучше, чем другие. Его счастье – яркий свет рампы[ref]Рампа — осветительное устройство в театре и на эстраде, размещаемое на авансцене по её переднему краю. Огни рампы освещают сцену, артистов и декорации спереди и снизу.[/ref]. Когда его оркестр играл по-настоящему хорошо, он широко улыбался. Но он не терпел киксов и лажи, и не скрывал своё раздражение, если музыканты позволяли себе ошибаться. В этом отношении он был непреклонен. Все знали, что если музыкант промахнулся или сфальшивил, его ждала серьезная словесная порка, и в этом был весь Тито.
Его жизнь была отнюдь не сахар. Когда эпоха больших оркестров и биг бендов стала клониться к закату, он не знал, что делать, чтобы не потерять работу для оркестра, завоеванную с таким трудом популярность, и противостоять новым веяниям моды. Что касается Тито, он всегда держался за афро-кубинскую музыку. Его романтичные интерлюдии[ref]Интерлюдия – небольшая вставная пьеса или секция внутри музыкального произведения, служащая для связки между другими частями, либо для иллюстрации или варьирования тональностями произведения[/ref] были поистине легендарны, но о них редко говорили. Он слишком много пил и нюхал кокс, этот противозаконный порошок, символ богатых и успешных, и вокруг него всегда было предостаточно друзей, фанатов и музыкантов, готовых достать ему еще порошка, чтобы заслужить его расположение. В начале 60-х годов он полностью сосредоточился на том, как не потерять Олимп.
Мы дружили с ним на протяжении целых 39 лет. Мы сильно сблизились за это время, и, я думаю, это произошло благодаря нашему взаимному доверию. Тито был на 19 лет старше меня, и, мне кажется, он воспринимал меня как младшего брата. Собственный родной брат Тито, когда тому было 4 годика, на его глазах упал с пожарной лестницы и разбился насмерть. Вы скажете – жизнь Тито не была образцово-показательной? Ну что же, а кто может послужить таким образцом? Его музыка помогала преодолевать многие его собственные недостатки. Он был важным человеком “El Barrio”, в “Квартале”, и никогда не забывал, откуда он родом, но также он был нью-йоркцем, со свойственными жителям этого города самомнением и развязностью.
Список близких и нежно любимых друзей у Тито был очень коротким – он был недоверчивым человеком. В их числе были Джимми “Винсент” Фрисаура, и ваш покорный слуга. Тито и Джимии были словно горошины в стручке – они покрывали друг друга, и оба были охочи до женщин. Были и бесчисленные знакомства, и соратники, и, конечно, люди, которые утверждали, что были его друзьями. Однако, Тито в качестве своих друзей упоминал лишь несколько имен: Mario Bauzá, Frank “Machito” Grillo, Charlie Palmieri, Joe Loco, Miguelito Valdés и Federico Pagani. Приблизительно в то же самое время, когда начиналась моя дружба с Тито, я познакомился поближе с Джимми и Чарли. Джимми был потрясающим трубачом,- частью “мафии трубачей”, по определению Тито. В сердце его трубы лежала Италия. Тито и Джимми были закадычными друзьями навсегда. Джимми мог рассказать историй о Попсе больше, чем можно было вообразить. Когда он не играл, или не записывался, не платил по счетам или не решал проблемы в оркестре, почти всегда его можно было найти на ипподроме. Он обожал лошадей. “Если бы он не был таким здоровенным, – любил говаривать Тито, -Джимми точно был бы наездником”.
О Чарли Палмьери Тито часто отзывался как о “ученом”. Чарли рассказал мне о Тито много ключевых вещей, и он был его любимым пианистом.
О Тито написано несметное количество текстов. Разные авторы пытались “влезть в его голову” и изучать его музыку. Джозефин Пауэлл[ref]Josephine Powell[/ref], работавшая с Тито в нескольких проектах и организовавшая установку звезды на Аллее Славы в Голливуде в 1990 г., написала книгу, переполненную энтузиазмом. В этой книге, под названием “Когда барабаны мечтают”, опубликованной в 2007 году, прослежена жизнь Тито от самого его рождения. Полная анекдотов, но лишь отчасти затрагивающая историю человека и его музыки. Подозреваю, что обо всем ей рассказывал Тито во время своих интервью с ней. Например, Тито на самом деле никогда не записывал и не исполнял песню Арсенио Родригеса “Bruca Manigua”, в отличие от того, что он ей наплёл. Тем не менее, книга интересна тем, как Западное побережье видит Тито.
Центральная тема книги “Королевство Мамбо”[ref]Mambo Kingdom[/ref], изданная в 2002 году, написанная музыковедом Максом Саласаром[ref]Max Salazar[/ref] (годы жизни – 17 апреля 1932 г. по 19 октября 2010 г.) – жизнь людей, благодаря которым стал возможен расцвет мамбо в Нью-Йорке. В ней также слишком много противоречивых сведений. Например, Саласар утверждает, что Тито и Вилли Бобо[ref] Willi Bobo – сценическое имя латиноамериканского и джазового перкуссиониста из Пуэрто-Рико William Correa (28 февраля 1934 – 15 сентября 1983)[/ref] не ладили друг с другом. “Перкуссионист Вилли Бобо был соперником Тито еще до начала их совместной работы.” – так утверждается в книге. Но это не так. Кроме того, как пишет Саласар, в 1952 году дружба Тито Родригеса и Тито Пуенте “начала разрушаться из-за споров, чье же имя будет на афише выше”, но и это не соответствует действительности – они оставались друзьями на протяжении всей жизни. В моей книге дана другая точка зрения на дружбу этих двух руководителей оркестров. Но, тем не менее, в книге Саласара содержится много интересной информации о людях, создававших тогда музыку.
Стивен Лоза[ref]Steven Loza[/ref] также написал книгу о Тито, под названием “Как создавалась латиноамериканская музыка”[ref]”Making of Latin Music”[/ref]. Историк и музыкант с Западного побережья, Лоза приводит хронологию музыкальных композиций Тито и исследует многие из его ранних работ. Он пытался расспросить Тито и узнать ответ на вопрос, почему пуэрториканцы в Нью-Йорке выбрали именно афрокубинскую музыку, и какую роль играли Тито Пуэнте, Тито Родригес и Мачито. В книге приведены продолжительные и, скорее, расплывчатые интервью с Тито. Обычно он избегал отвечать на вопросы, которые были ему неинтересны или неприятны, навешивая на уши интервьюера лапшу, или, как бы он сам выразился, “втирая кучи дерьма!”. Тито не любил словечко “сальса”, из-за него он мог даже впасть в ярость. По факту, мастера (близкий круг друзей Тито), как я их называл (см. главу 11 – Собрание Мастеров), также не были в восторге от определения музыкального жанра. А когда в качестве темы для разговора предлагалась политика, Тито сбегал от нее, как от чумы.
Я хотел сделать эту книгу о Тито несколько иной. Он был моим другом, лучшим другом, и я полагаю, он хотел бы, чтобы я рассказал людям о том, кем он был, без запрещенных приемчиков, рассказал обо всем так, как оно было на самом деле. Мой соавтор Дэвид Перес – профессиональный писатель. Он потратил много времени на изучение афрокубинской музыки. Его страстью были кубинские чаранги и история классической музыки Карибов и США – хабанера и все, что было с ней связано – данса, дансон, танго и американский рэгтайм. В течение многих часов Дэвид удерживал меня у телефона, расспрашивая о точках зрения, пытаясь найти несоответствие в мыслях, добиваясь ясности формулировок, задавая вопрос за вопросом. Он без устали помогал мне привести этот проект в жизнь. Исследовал тонны информации о том, что было написано и задокументировано о Тито. Он расспрашивал меня о каждом аспекте его личности, его музыки и предпочтений. Мы провели уйму времени, беседуя, слушая музыку, студийные записи и бесчисленные записи с концертов, накопленные мной и Дэвидом годами. Многие из неопубликованных записей были настоящими шедеврами – например, десятиминутное соло Тито на фортепиано, или когда оркестр Тито аккомпанировал Сэмми Дэвису младшему[ref]Сэмми Дэвис – статья на Википедии[/ref] и Билли Экстайну[ref]Билли Экстайн – американский вокалист-баритон, трубач и руководитель биг-бэнда, являлся одним из первых американских чернокожих певцов-крунеров. Ссылка на статью в Википедии [/ref], или когда объединенные оркестры Тито и Мачито играли вместе.
Мы переслушали сотни живых выступлений, обсудили их и описали. Вся история развертывается вокруг музыки, которую играл Тито. Мы соединяли воедино исторические факты, находя параллели и увязывая события друг с другом. Тито жил в турбулентном мире, который менялся буквально каждый день. Там были и расизм, и Вторая мировая, миграция и волнения масс. В книге представлена, в том числе, картина подрастающего Тито, в период, когда его родители прибыли в Нью-Йорк – его окружение, музыкальные уроки и интересы, вплоть до того момента, когда мы были вместе в 2000 году в Пуэрто-Рико. Тито много всего мне рассказывал. Дэвид помогал мне установить связующие нити в историческом плане. Тито оставил мне много информации, у него было острое историческое чутье, и он неоднократно говорил мне, что если его история будет когда-либо рассказана, то это должно быть сделано аккуратно и честно.
Мы с Дэвидом работали ежедневно на протяжении двух лет, проводя каждый вечер по несколько часов. Он часто звонил мне по телефону – это было странное время, когда он часами пытался прояснить детали какого-либо случая, буквально выцарапывая из меня нюансы о Тито, и я рассказывал ему, где и когда мы были вместе. Он заставлял меня искать среди записей и заметок все, что могло оказаться важным. Кучу времени мы проболтали в его доме в Хайланд Миллз, в музыкальной комнате. Там всегда что-то играло фоном, я думаю, для того, чтобы активировать мою память. Тито был грубоват, я записал много его высказываний на обрывках бумаг – это позволило лучше показать то, каким он был в общении.
Я также хочу выразить свою глубокую благодарность за работу, проведенную Маркосом Ф. Пересом (“Сонни”) – он перечитывал рукопись снова и снова, заполняя белые пятна в истории тех лет. Тогда он жил рядом с Палладиумом. Я благодарен ему за то, что он помог в тот критический для Тито период времени. Сонни подружился с Антонио Арканьо[ref]Antonio Arcaño – кубинский флейтист, лидер группы и основатель Arcaño y sus Maravillas, одних из самых успешных кубинских оркестров чаранга.[/ref] на Кубе, и у него была возможность много времени беседовать с маэстро. Его сведения о кубинской точке зрения на мамбо и его развитие поистине неоценимы.
Братья Перес помогли мне соединить части работы воедино. Сонни часто садился за пианино и играл фразы, вытащенные из сотен записей концертов, помогая мне понять смысл музыки Тито. Он учился играть на перкуссии у Федерико “Попи” Пагани[ref]Federico “Popi» Pagani[/ref] на заре 50-х. Дэвид – умелый флейтист, учившийся игре на простой кубинской, деревянной флейте с шестью отверстиями у своего друга Хоакина Оливероса с Кубы. Оба брата Перес – кузены Федерико Пагани, и по-прежнему продолжают сохранять семейные связи с Пуэрто-Рико.
Хосе Мадера младший работал в должности музыкального директора оркестра Тито Пуенте на протяжении многих лет. Его помощь в создании книги неоценима. Он работал с Тито около 30 лет, а его музыкальная родословная ведет отсчет от его отца, Хосе “Пин” Мадеры, игравшего в оркестре Мачито. Он тоже помог разъяснить многие моменты в истории Тито.
Я хочу поблагодарить мою жену Линду за ее терпение. Дэвид и я работали над книгой вместе с Роберто Санчо, давним знатоком и любителем музыки и нашим другом. Судья Эдвин Торрес помог с важной информацией о Палладиуме того времени. Он был танцором и знал Тито лично. Тито упоминал Боба и судью Эдвина в числе тех немногих людей, кого он вообще когда-либо упоминал. И наконец, от всего сердца благодарю Милдред Перес, супругу Дэвида, за кропотливую работу по исправлению ошибок в тексте. Особое спасибо «DUBI» от Джо и Боба.
Тито наслаждался жизнью. Ему нравилось быть в центре всего. Прожектор давал ему энергию. Он мог без устали творить. Если люди танцевали под его музыку, он был взволнован, и был готов продолжать играть. Он был перфекционистом во всем, что касалось его музыки, а все остальное было вторично.
Помню, что было очень страшно в первый раз подойдти к Тито. Я никогда даже и представить не мог, что мы так подружимся, станем как родные братья. Тито был скрытным. Как-то раз Мачито рассказывал мне, что его прошлый тимбалеро любил все держать в себе. Я понимал, что он имел в виду. В 1959 году пуэрториканцы продолжали уезжать из своей родины в поисках лучшей жизни в Нью-Йорке, работу было найти очень сложно, и люди просто пытались держаться хоть как-то на плаву. Тем не менее, у нас была музыка, и Тито Пуенте уже был местной иконой.
Ту ночь, когда я познакомился с Тито, я никогда не забуду. Оркестр уже заканчивал играть, когда я вошел в зал Палладиума. Один рейс из Бродвэя и 53-ей стрит, Нью-Йорк. Там была ужасная давка. Всего в половине квартала от Бёрдлэнда все было тоже плотно. Когда я шел со своими несколькими товарищами, мы чувствовали вибрации музыки посреди битком забитой людьми улицы. Это была субботняя ночь в Нью-Йорке. В те деньки группы выглядели крутыми. Оркестр Тито был всегда стильным, этого требовала репутация Тито. По субботам в Палладиуме была разношерстная публика, в основном латиносы из пяти кварталов. По воскресениям в Палладиуме тоже было полно людей.
В то время Тито обычно не появлялся возле Эль Баррио, около 110 стрит. Как правило, я видел там Мачито. Он был активным, ходил вокруг, встречался с людьми, болтал с друзьями. У Мачито всегда находилось пара-тройка слов для меня, когда мы прогуливались в окрестностях. В некотором смысле, оркестр Мачито нравился мне больше, чем два других – Родригеса и Пуенте.
Тито Родригес был неисправимым романтиком. Я привык видеть его в Парк Пэлэйс, в Эль Баррио. Его оркестр был просто тончайшим в плане музыки, в отличие от остальных. Кто-то даже считал его лучше всех. Конечно, он был в основном “tipico”, или “тропическим”, говоря терминами его стиля. У него было очень особенное звучание с романтичным ощущением, заставлявшее женщин влюбляться в него.
Репутация Мачито как новатора, экспериментатора и оригинала была уже тогда легендарной. Он выдавал мощный кубинский драйв. Его оркестр мог играть все что угодно, отменно и играть так, как никто другой.
Мачито был лидером в полном смысле этого слова, но Марио Брауса[ref]Статья на Википедии[/ref] был человеком, который создавал музыкальную динамику. Они все знали друг друга – Пуенте, Родригес, Мачито и Марио. Мачито был учителем – он был “в теме” дольше всех. Марио сыграл колоссальную роль в становлении Тито как музыканта. Он мог раздражаться, но ему нравилось передавать музыкальный опыт Тито. В чем-то все эти руководители оркестров были похожи – они все добивались непревзойденного мастерства, и они были ожесточенными конкурентами.
Слева направо:Тито Родригес, Мачито и Тито Пуенте
В книге вы найдете новые детали о жизни Тито и о том, как он существовал в мире музыки и индустрии развлечений. Я полагаю, что эти сведения дадут новый, свежий взгляд на Тито. Мы часто забываем, что он был гораздо больше, чем просто барабанщиком. Композитор, аранжировщик, он владел игрой на нескольких инструментах, и играл на них хорошо. Проложив путь для последователей, он никогда не забывал, откуда он родом. Он был гордым Гарлиемцем, родом из Пуэрто-Рико, и гордился этим. До некоторой степени он был беспокойным и не без изъянов, что делает его талант еще более заметным.
Джо Консо.
[sc:next nexturl=”2015/10/30/мамбо-со-мной” ] [sc:mmbodiablomail ]
