Они ушли по призыву
Тито и представить себе не мог звук горна на судне в разгар морского сражения, но именно он изменил его навсегда – сделал старше, чем он был, тверже в убеждениях. Когда его спрашивали о войне, Тито неизменно хмурился, а если продолжали настаивать на этой теме, то повышал голос и отстранялся.
7 декабря 1941 года японцы разбомбили Перл-Харбор. После этого дня, который, по словам Рузвельта, “навсегда останется позором”, Соединенные Штаты вступили во Вторую мировую войну. В это время свинг-бэнд Джимми Лансефорда покорял стилем и изяществом Стрэнд театр (Strand Theater) в Бруклине, оркестр Дюка Эллингтона гастролировал по Западному побережью. Джазовый скрипач и рассказчик Джо Венути (Joe Venuti) играл в театре “Парамаунт” в Толедо, а оркестр Кэба Каллоуэя (Cab Calloway) был в Олбани[ref]Олбани – город и порт в США, штат Нью-Йорк[/ref].
Ансамбль пианиста Джея Маккэнна (Jay McCann), с Чарли Паркером в секции духовых, играла в “Синей комнате” отеля “Стритс” в Канзас-Сити. Новая группа во главе с пианистом Стэном Кентоном (Stan Kenton) была в Лос-Анджелесе, а трио Нэта Кинга Коула (Nat King Cole) находилось в Филадельфии. Мачито (Machito) и его афро-кубинцы, как и всегда, играли в клубе “Конга” (Conga Club). В почти каждом крупном городе были ансамбли и оркестры, которые играли свинг, румбу, и качество этих групп постоянно росло. Но после Перл-Харбора биг-бенды потеряли значительное количество ключевых музыкантов, мобилизованных по призыву в армию. Именно это обстоятельство сделало песню “Ушедшие по призыву” (“Gone With the Draft”) трио Нэта Кинга Коула такой значимой. Тито было всего лишь 18 лет, и он еще не знал, как сильно война изменит его жизнь.
Мафия
Мировой конфликт начался в 1938, когда Германия, нарушив границу, оккупировала Австрию, а годом позже напала на Польшу. Потом – на Францию и Грецию, вовлекла в конфликт Великобританию. Разгоревшийся в Европе пожар войны стал благодатной почвой для резкого развития синдикатов организованной преступности или, как еще их называли, банд. Мафия проникла буквально везде – в клубы, рестораны, в сети музыкальных автоматов, тысячами установленных в барах, танцевальных и игорных залах. Кроме того, мафия сосредоточила свой интерес на Гаване.
Почти два миллиона молодых людей достигали своего совершеннолетия на рынке труда в стране, пытавшейся оправиться от последствий “Великой депрессии”. Около четырех миллионов американцев были безработными. Тито играл с Мачито и его афро-кубинцами. К этому времени он уже забросил барабаны и переключился на тимбалес в кубинском стиле. “Я всегда тренировался играть на обоих инструментах”, вспоминал он. Тито осваивал кубинскую перкуссию, слушая и наблюдая за темнокожими кубинцам, играющими на барабанах на улице около Парк Пэлэйс. Один из них, темнокожий кубинец Карлос Монтесино, научил Тито фундаментальным вещам – основным принципам дансона, как использовать ковбел, как играть по корпусу тимбалес – каскару. Ковбел, который использовался в народной традиции Йоруба, был введен в инструментовку кубинского оркестра типика, предшественника чаранги (скрипки, деревянной флейты с пятью клапанами и перкуссии). “Дансон – сложная музыка. Вы должны чувствовать в нем свой путь, – объяснял Тито. – Одна из самых сложных вещей в игре на тимбалес – это дробь, так как нужно особым способом держать палки”.
Тито всегда был жаден до всего нового, и музыка была его настоящей страстью. Он все время практиковался в игре на фортепиано. Вдохновляемый техникой Марио Бауса и его оркестрантов, он учился играть на саксофоне. Он слушал все подряд. Ему нравился и Джорж Гершвин, и Клод Дебюсси, и Морис Равель. Все эти композиторы владели искусством аранжировки, придающей оркестру уникальное, полное и современное звучание. Работа в оркестре Мачито требовала хорошее знание афро-кубинских ритмов. И хотя в оркестре все еще чувствовался привкус популярной в то время американской “румбы”, Марио собирался это изменить. “Мне было это близко. И я был готов к этому.” Мачито выдвинул Тито в солисты, переместив его на переднюю линию оркестра, где он играл на тимбалес стоя. По словам Тито, “с этого все началось”. Он был первым, кто так играл. Хотя перкуссионист по имени Мано Лопес, игравший в то время в оркестре Шавье Кугата, тоже стоял с тимбалесами перед всеми – это можно увидеть в музыкальной части фильма 1936 года “Иди на запад, юноша” (“Go West, Young Man”)[ref]В русском прокате – “Мэй Уэст навсегда”[/ref], но в танцевальном оркестре это использовалось впервые.
К июню 1941 года Мачито и его афро-кубинцы записали на Decca Record уже половину альбома. В него вошли несколько мелодий, принадлежащих перу кубинского музыканта и композитора Гилберто Вальдеса (Gilberto Valdés) Он играл на фортепиано и простой флейте. С Мачито и Диззи Гиллеспи он сыграл в 1948 году, на деревянной флейте – впервые в составе большого оркестра.
Старый нефтяной танкер
Тито не смог закончить запись альбома вместе с Мачито. Он был призван в ВМС США, а вскоре оказался на борту U.S.S. Santee, авианосца, сопровождавшего торговые суда. Переоборудованный нефтяной танкер вмещал полторы тысячи офицеров и моряков. Его построили в 1939 году на судостроительной верфи в Честере, штат Пенсильвания.
“На борту Санти было всего лишь пять опытных летчиков, и лишь небольшую часть составляли офицеры и люди, успевшие понюхать морскую соль”. Тито и его корабль участвовали в первой волне атаки на оккупированные нацистами территории в Северной Африке, в операции, получившей название “Факел”. Авианосец “Санти” входил в группировку Южного командования основных ударных сил. Подавляющее большинство американских солдат – около 34000 – и служб военно-морской поддержки никогда до тех пор не имели опыта настоящего боя. Штурмом руководил генерал-майор Джордж С. Паттон, позднее командующий американской армией. Перед началом атаки военный транспорт сосредоточился в Карибском море. U.S.S. “Санти” и тысячи сотни морских судов были собраны и отправлены из Карибского моря в Средиземное.
“Рыцари плаща и кинжала!” – сетовал Тито. Во время этого перемещения авианосец “Санти” охранял суда, выискивая немецкие подлодки и очищая морской путь. “Все, кто был на борту, трясся от страха, – вспоминал Тито. – Я вообще ни в чем не был уверен, кроме того, что у всех душа ушла в пятки”. Тито добровольно вызвался исполнять обязанности горниста, помогая организовывать малочисленную группу людей на судне. Он также продолжал играть, переключаясь между перкуссией и фортепиано на саксофон. “Это помогало сохранять трезвый рассудок. Моя музыка помогала оставаться мне невозмутимым”.
Пока небольшой корабль медленно шел к будущему театру военных действий в Тихом океане, Тито выдувал из своего горна различные сигналы. Одним тихим вечерком он взял горн и начал отрабатывать несколько фраз, обозначающих сбор команды. “Казалось, что ад внезапно вырвался на свободу! – вспоминал он со стоном, – отовсюду сбежались люди. Сработала наша чертова система оповещения, капитан был в ярости. Все хотели убить маленького пуэрториканца! Несколько дней я старался не попадаться людям на глаза, но мой командир вызвал меня, ну… он приказал меня найти. Это было очень опасно, он был очень зол”.
На своих вахтах Тито сочинил и аранжировал музыку для небольшого ансамбля из 12 человек. Выбор времени для репетиций требовал невероятной смекалки – они должны были учитывать графики дежурства всех участников, периоды “подкрадывания”, когда на корабле все обязаны были соблюдать полное молчание, и, вдобавок ко всему, подгадывать время, когда не звучала боевая тревога – а она была частенько и изрядно трепала нервы. “У нас было пять саксофонов, трубы, тромбоны, контрабас, ударная установка и пианино. Я играл на барабанах, потом на саксе и на клавишах, смотря кто смог прийти. Кто-то пилотировал самолеты, кто-то был на палубе. Кого-то выворачивало наизнанку от морской болезни, а кто-то сошел с корабля по причинам, которые я никогда не узнаю. Это флот, и шла война. Мы играли всю музыку биг-бэндов – Глена Миллера, Томми Дорси”. Латиноамериканский репертур был ограничен американской “рхумбой” Шавье Кугата, темами вроде “Lady in Red”, ну и еще, может быть, “Brazil”, ставшей популярной благодаря Кармен Миранде (Carmen Miranda).
Однажды ночью, когда мы изрядно подвыпили, он, смеясь, сказал мне: “Парни любили такие песни, как ‘The Beer Barrel Polka’ (‘Полька пивного бочонка’) и ‘Der Fuehrer’s Face’ (‘Морда Фюрера’), написанные Спайком Джонсом. Мы не могли сыграть их также, как сам Спайк. Мы безбожно фальшивили – вдоль и поперек. Думаю, тот факт, что я был из Нью-Йорка, сделал меня чем-то вроде знаменитости. Парням нравилось слушать мои басни про ночную жизнь Манхэттена. Мы были тогда такими наивными, даже тосковали по дому. Я помню как попрощался с мамой на станции Пенсильвания. Я сказал ей тогда – ‘Просто сварите мне рис с бобами, когда я вернусь’. Боже, как она рыдала…”
Во время первого военного столкновения удача сопутствовала американцам – до первой контратаки немцев, из-за которой возникли серьезные проблемы. “Санти” потерял почти половину всех своих самолетов. Для Тито это было первое крещение боем. Как и для тысяч других американских солдат, этот опыт, как оказалось, очень пригодился в дальнейших событиях. После освобождения Марокко, “Санти” было приказано конвоировать корабли в район Панамского канала, и южнее – вдоль побережья Южной Америки. Личному составу “Санти” сообщили лишь, что сопровождаемые им торговые суда перевозили какие-то секретные военные материалы.
В то время приходилось тяжело вкалывать, но Тито все равно выкраивал время для репетиций и даже иногда сочинял музыку. Он переслал Мачито и Марио композицию “Bajo de Chapoptin”. По словам Тито, они также получили аранжировку “Cuando te Vea”, которую он позднее запишет на пластинку. 24 января 1944 года “Санти” вернулся в порт Норфолка. Тито с волнением ждал встречи с матерью, отцом и сестрой Анной, с особым трепетом размышлял о том времени, которое он проведет со своей подругой Милтой Санчес.
Тито был уверен, что пока служил на флоте, он пропустил что-то важное. Эта мысль приводила его в обычное состояние нервозности. Месяцем позже Тито вновь поднялся на борт “Санти”, на этот раз для выполнения задания в Панамском канале, а затем, когда его перевели в тихоокеанский флот, в Сан Диего. Как бы там ни было, на судне был лучший оркестр. Много моряков на его корабле предъявляли к нему и к другим требования.
В этот период службы Тито многое узнал о технике аранжировок и композиции благодаря летчику, игравшему на тенор-саксофоне и работавшему аранжировщиком в оркестре Чарли Спивака. Тито прозвал его Свини (“Sweeney”). Он никак не мог запомнить его имя. О дальнейшей судьбе Свини Тито не имел ни малейшего понятия, хотя на протяжении нескольких лет авиатор и Тито работали вместе – сочиняли музыку, изучали гармонию и аранжировку. Свини играл в корабельном оркестре. Тито вспоминал, что у него было ровное звучание: “Не знаю, как сложилась его судьба, но его звук был мягким, а аранжировки очень хороши. Он показал мне основы написания хороших партитур, как раскладывать голоса и использовать оттенки звучания медных и деревянных духовых. В это время я начал писать музыку по-настоящему”. По словам Тито, корабельные оркестранты нередко учили друг друга, как играть те или иные звуки, как чувствовать смену тональности или гармонии. В свободное от вахты время моряки и летчики с удовольствием играли музыку, буквально все подряд.
К слову сказать, Тито всегда интересовался музыкой Чарли Спивака. “Она была мягкой и спокойной, с точной подачей”, – говорил он. Но в то время ему нравилась в той или иной степени вообще вся музыка. Он постоянно учился. “Непостижимым образом флот подарил мне возможность учиться – по крайней мере, в те моменты, когда мы не были под обстрелом”.
Веселый пухлячок Чарли
Источники расходятся относительно даты рождения руководителя оркестра Чарли Спивака Некоторые говорят, что он родился на Украине в 1907 и еще ребенком иммигрировал в Соединенные Штаты вместе с родителями, поселившись в Коннектикуте. Другой источник говорит, что фактически родился он в Нью-Хейвене, Коннектикут, в 1905. Как бы там ни было, Спивак учился играть на трубе в юношестве, в музыкальной группе средней школы. До того, как стать участником оркестра Дона Кавальаро (Don Cavallaro’s orchestra), он играл в местных группах. В 1924 он стал частью группы Фила Спречта (Phil Sprecht), с ним он продолжал играть вплоть до 1930 го года.
В конце 1934, после трех лет работы в группе Бена Поллака, он присоединился к братьям Дорси (Dorsey Brothers), а уже следующей весной записался с Рэем Нобл (Ray Noble). В течение 1936 и 1937 Спивак работал, главным образом, сессионным музыкантом, благодаря чему он провел множество часов на студиях звукозаписи с Гасом Арнхеймом, Гленном Миллером и оркестром радио Рэймонда Скотта. К Бобу Кросби он пришел в январе 1938, проработав у него полгода, пока не присоединился к Томми Дорси. Впрочем, уже вскоре, в июне следующего года, он сменил коллектив Дорси ради работы с Джеком Тигарденом (Jack Teagarden). И наконец, в конце 1939 Спивак при финансовой поддержке Гленна Миллера организовал свой собственный оркестр. Его дебют состоялся в ноябре 1939. Удача отвернулась от Спивака, уже в течении первого же года ему пришлось распустить оркестр из-за обострения внутренних конфликтов. Не позволяя этой неудаче сломить себя, он возглавил оркестр Билла Даунера (Bill Downer). И его усилия, наконец, были вознаграждены – новая группа Спивака стала одним из лучших коммерческих музыкальных проектов в стране, пережив послевоенный кризис и просуществовав до конца 1950-х.
Несмотря на то, что в прошлом Спивак активно работал в самых популярных джазовых группах, его оркестр играл без импровизаций, в основном баллады и популярные мелодии. Участниками оркестра были барабанщик Дэйви То (Davey Tough), басист Джимми Миддлтон (Jimmy Middleton), трубач Лэс Элгарт (Les Elgart). Нельсон Риддл (Nelson Riddle) играл на тромбоне и, совместно с Сонни Бёрком, (Sonny Burke) придумывал аранжировки.
Вокалистами первого состава были Гарри Стивенс (Garry Stevens) и квартет Stardusters, с Джун Хаттон (June Hutton). В 1944 Джун покинула квартет, чтобы присоединиться к Pied Pipers, заменив Джо Стэффорд (Jo Stafford). Тогда Спивак позвал бывшую вокалистку Джина Крупы – Ирен Дей (Irene Daye). Через шесть лет, в 1950, Дей и Спивак поженились. В 40-е вокалистами были Томми Мерсер (Tommy Mercer) и Джимми Сондерс (Jimmy Saunders).
На заре существования оркестра, Спивак, которого в шутку называли «веселый пухлячок Чарли», играл на трубе с использованием сурдины, пытаясь получить более мягкий тембр. Позднее он переключился на открытую трубу, заслужив признание критиков. Чарли был одним из лучших трубачей той эпохи, хотя Гарри Джеймс (Harry James), вне всякого сомнения, составлял ему достойную конкуренцию. Но сурдину он никогда не забрасывал. В конце 1950-х Спивак переехал во Флориду, где продолжал возглавлять оркестр до 1963, когда внезапная болезнь вынудила его оставить должность. После выздоровления он руководил разными оркестрами в Лас-Вегасе и Майами. В 1967 Чарли собрал маленький ансамбль и регулярно играл с ним в ресторане “Ye Olde Fireplace” в Гринвилле, Южная Каролина, с Ирен Дей в качестве вокалистки. У Дей нашли рак. Дей на протяжении многих лет боролась с болезнью, но проиграла. Ее не стало в 1971. Спивак же продолжал работать в ресторане вплоть до своей смерти в 1982 году. Последние несколько лет его жизни он возглавлял новый оркестр, состоящий из 17 инструментов. Тито часто слушал эту музыку, когда вернулся в Нью-Йорк после войны. Он особенно отмечал мягкость секции духовых.
Назад, на корабль
На борт U.S.S. “Санти” пришли трагические новости о смерти сестры Тито от спинного менингита. Это был сильнейший удар для него. Утрата сестры стала для Тито настоящим горем. Ему дали внеплановое увольнение и возможность перелета в Нью-Йорк военным транспортом.
По прибытию домой, в течение недели он спровадил своих родителей в социальный клуб “Ла Перла дель Сур Сивика”, что на пересечении 116-й и Мэдисон-Авеню. Он сел за фортепьяно и сыграл посвящение своей матери “Mis Amores” – пуэрториканскую данса, написанную Хуаном Морэлем Кампосом (Juan Morel Campos)[ref]Есть мнение, что речь идет о данса авторства Симона Мадеры (прим. ред.)[/ref]. Еще он сыграл “Clair de Lurie” Дебюсси – в память об умершей сестре. Он был раздавлен горем в течение долгого времени и почти ничего не говорил о сестре. Все разговоры он оставил другим.
Уже скоро он вернулся на корабль для продолжения несения военной службы. Он был рад увольнениям – долгие задания по сопровождению кораблей, перевозящих военные материалы и войска в зоны боевых действий в Тихом океане и обратно, крайне утомляли. На борту был дефицит весточек из дома – всё фильтровалось, и почти не было возможности отправить письмо родным и близким. Во время одного из кратких увольнений в район Сан-Диего он возобновил дружбу с Ольгой Сан-Хуан, семья которой переехала жить на запад ради ее карьеры в Голливуде. “В том районе были десятки групп, игравших в латиноамериканском стиле”, вспоминал Тито. По его инициативе они вместе с Ольгой пробовали послушать их всех. В это время он вновь познакомился с Дези Арназом. “Он тогда был вместе с Люсиль Болл”, – вспоминал Тито. Вскоре его опять отправили в зону боевых действий в южной части Тихого океана.
Тито принимал участие в девяти сражениях в Атлантике и в Тихом Океане. Во время выполнения задания в Тихом океане, на “Санти” напал неприятель. Японцы вторглись на территорию американского флота через пролив Сан-Бернардино, между Лусоном и Самаром, и в залив Лейте. К тому времени американский береговой плацдарм вместе с разгружаемыми кораблями был зажат, из-за чего Седьмой флот под командованием адмирала Кинкэйда был разгромлен. U.S.S. “Санти” был частью боевой морской группировки. Все, кто был на корабле, ждали нападения японцев. Когда японцы атаковали, все самолеты “Санти” были уже в воздухе. Для Тито всё происходящее казалось вечностью. Командир корабля орал на него, чтобы тот играл сигнал горна «оставить судно». “Санти” подвергся ударам несколько раз.
Когда ударила торпеда, мостик расплющило, а Тито отшвырнуло вниз. Его военная форма была в лохмотьях; шлем согнулся и искривился от воздействия сильнейшего взрыва. Две флотилии в открытом море сражались не на жизнь, а на смерть. Повсюду был грохот. Кричащие люди! Взрывы бомб! Вопли раненых… (см. Военно-морской рапорт США от 1947 г.). Когда сослуживцы нашли и принесли Тито, он истекал кровью.
Пока его пытались перенести в лазарет, ремонтная бригада смогла сдержать распространение пожара на корабле. Авианесущая палуба была освобождена, и отряд эскадрильи смог приземлиться на поврежденную поверхность. Тито ранило шрапнелью. На всю жизнь на его лице остался шрам. Несмотря на ранение, Тито продолжал что есть силы выдувать свои сигналы на горне… для мертвецов, пока корабль дрейфовал в зоне столкновения. Это было одно из последних морских сражений войны. Так или иначе, Тито выстоял. Он и не думал, что у него получится.
“Джо, вокруг меня было столько мертвых. А я просто хотел домой”. Как правило, о боевых днях Тито рассказывали другие, сам он лишь уточнял детали. Война заставляла его чувствовать боль и холод, иногда до физической дрожи. Я избегал обсуждать с ним эту тему.
Его корабль был отмечен девятью наградами: Объединенная благодарность Президента (Presidential Unit Citation); Медаль обороны Америки (American Defense Service Medal); Медаль «За американскую кампанию» (American Campaign Medal); Медаль с двумя звездами за кампанию в Европе, Африке и на Ближнем Востоке (European-African-Middle Eastern Campaign Medal with two stars); Медаль за азиатскую и тихоокеанскую кампании (семь звезд) (Asiatic-Pacific Campaign Medal (seven stars)); Благодарность Президента Филиппин (Philippine Presidential Unit Citation) и медаль за освобождение Филиппин (Philippines Liberation Medal). Мать получила ленточки Тито, и он навсегда оставил войну в прошлом.
Обратно Тито добирался длинным путем. Вместо того, чтобы просто долететь самолетом, он шел несколькими военно-морскими транспортными судами, которые медленно пробивались через Тихий океан, совершив более дюжины остановок – в портах Бирмы, Таиланда, островах Фиджи и др. Здесь он прикоснулся к незнакомой доселе культуре и открыл для себя экзотические звуки Востока. Звуки, которые он слышал, и люди, которых он встречал, повлияли на его музыку гораздо больше, чем он мог тогда осознать.
