Вот что писал сам Армандо Пераза — о свободе, барабанах, дисциплине и музыке.
О свободе
«В то время на Кубе было четкое разделение между исполнителями на конгах (конгеро) и бонго (бонгосеро). На конгах свобода самовыражения зависела от руководителя ансамбля. Многие руководители не любили, когда конгеро уходил в сторону от четких рамок стиля. В стилях чаранга (charanga) и дансон (danzon) существовало еще большее ограничение. Там вы должны были играть основной и чрезвычайно „стандартный“ рисунок. А быть бонгосеро означало совсем другое. В те времена бонгосеро был звездой перкуссионной секции. Их благодарили, всячески поддерживали их „креативность“. Бонгосеро должен был показать публике что-то из ряда вон выходящее, доказав тем самым, что он лучше других. Если он не был в состоянии этого сделать, публика могла его освистать».
О технике
«Сейчас люди используют много стилей на бонго, конгах и тимбалах. Я имею в виду, что на конгах играют бонговые рисунки и барабанные рудименты, на тимбалах — конговые рисунки, паттерны индийской таблы — на всем подряд. А я считаю, что для каждого из этих инструментов должны быть свои рисунки, так как инструмент имеет свой собственный „голос“. Но это лично мое мнение».
О барабанах
«В былые времена кожу на барабанах надо было подогревать перед игрой. У вас всегда была керосиновая лампа, которой вы аккуратно грели барабан. Если же вы подносили лампу слишком близко к коже, она могла порваться. Греть кожу нужно было, чтобы достичь нужной высоты тона. Иначе барабаны звучали „плоско“. Системы с железным обручем и винтами сначала появились на бонго. Их придумали два кубинца — Кандидо Рекена (Candido Requena) и Северино (Severino). Затем другой кубинец по имени Вальгарас (Valgaras) разработал такую же систему для конг. Эти барабаны были удачной находкой в плане удобства использования, но, честно говоря, „подогретые“ барабаны имели такой красивый и богатый звук, который барабаны с „системой“ не могут повторить. Кожа животных — это кожа животных. Никакой разницы между „тогда“ и „сейчас“. Сейчас изобрели пластики, которые дают высокий четкий звук, как и, к сожалению, кровавые волдыри на ладонях. Избежать их можно, тщательно обматывая пальцы лентой (пластырем)».
O дисциплине
«Это слово имеет разное значение для разных людей. Для меня это значит быть на концерте вовремя, серьезно настроенным и готовым выложиться как аудитории, так и коллегам по ансамблю на 110%».
Об оркестрах
«Главное отличие в том, что сейчас оркестры более ориентированы на джаз. Тогда конхунто играли традиционную кубинскую музыку. Первой „ласточкой“ был оркестр Мачито (Machito) в конце 40-х. Мачито и руководитель его оркестра, Марио Бауза (Mario Bauza) работали с афроамериканскими музыкантами из Гарлема, которые привнесли джазовое звучание».
О музыке
«Я должен признать, что музыкантом быть сложно, но это благодарный труд. Своей музыкой вы можете тронуть человека, сделать его счастливым. Мне повезло, и мне удавалось это делать все эти 55 лет и достойно жить. Оборотная сторона этой монеты состоит в том, что иногда профессиональная зависть может оказаться на пути дружбы. А деловая сторона музыки может оказаться очень жестокой и беспощадной. Но в целом, плюсы моего дела всегда перевешивали минусы. Сегодняшняя музыка по-настоящему глобальная. Все жанры наслаиваются друг на друга, и почему-то это кажется естественным порядком вещей. Мне нравятся все типы музыки — электронная, хип-хоп, тексты большинства песен в стиле Кантри/Вестерн. Меня это восхищает».
Этот замечательный музыкант, полный жизни и вдохновения, лишь немного не дожил до своего 90-летия. Он умер 14 апреля 2014 года.